Путь Абая. Том 1

Через неделю Абай, исхудавший и обессилевший, начал приходить в себя. К нему вернулся спокойный сон и аппетит. Ербола и Абылгазы поведение Аккозы удивляло: он ни разу не повидался ни с ними, ни с Шаке и, казалось, не обращал на гостей никакого внимания. Как только Абаю стало легче, старая байбише начала заговаривать с Баймагамбетом и Шаке об отъезде.

— Ну, вот Абай и поправился, не задерживайтесь теперь, дорогие мои. Ваши аулы совсем недалеко, переезжайте от родича к родичу, быстро доберетесь. Скорей везите Абая к матери, уж как она тревожится, наверное… — твердила она, всячески стараясь дать им понять, что пора покинуть аул.

Через три дня таких разговоров Абай собрался уезжать. Накануне отъезда Тогжан пришла к нему в полночь, разбудила его и, опустившись возле него, коротко попрощалась с ним. Абай потянулся к ней и стремительно обнял ее. Но она уклонилась и выскользнула из его объятий.

— Абай, я пришла поговорить и проститься с тобой…

Ее сдержанность поразила Абая. Он снова потянулся к ней:

— Что ты говоришь, милая, разве мы чужие друг другу?

Он опять пытался обнять ее, но Тогжан снова отстранила его руки.

— Судьба не захотела соединить нас, — печально сказала она. — Если бы ты приехал здоровым, я бы не задумалась вырвать у жизни то, что она отняла у нас. Через всю тоску и муку нашей разлуки я пришла бы к тебе радостно и спокойно, хоть потом мне и пришлось бы сгореть со стыда. Но судьба сама наложила запрет: привела тебя больным и поставила преграду… За эти дни я поняла, что сердце, которое любит, не может утешиться краткими минутами радости, непрочными мгновениями счастья. Пусть моя мечта так и останется несбывшейся, запретной на всю жизнь. Пусть уйдет она со мной в могилу, заветная и единственная, чистая, как вера. Я люблю тебя, милый, и уйду с моей любовью, глотая слезы!

Абай всем сердцем понял ее:

— Ты права. Права и за себя и за меня. Иначе ты перестала бы быть самой собой. Я не могу настаивать ни на чем. Это доказало бы только, что я не умею держать себя в руках. Слова твои будут всегда со мной. Их сказала душа, которая любит.

Абай тихо поцеловал Тогжан в лоб и сел, молча опустив голову на руки. Тогжан поднялась и медленно вышла. Едва слышно скрипнула дверь, и в последний раз прозвенело шолпы.

Абай просидел до рассвета. Порой из глаз его текли горячие слезы и плечи вздрагивали, как камыш от пробегающей волны. Его и вправду сотрясала волна — тяжелая волна безысходности, непреодолимой и мучительной.

Вернувшись к себе, Абай поселился в своей новой зимовке на Акшокы. Всю зиму он провел над книгами. Баймагамбет то и дело ездил в город, привозя Абаю полными коршунами книги — единственную пищу души.

Теперь и Айгерим не отвлекала Абая, как когда-то. После возвращения мужа с охоты она узнала, что целых десять дней он провел в ауле Тогжан. Она ни слова не сказала об этом Абаю, глубоко затаив в себе ревность и обиду, и делала вид, что ничего не знает. Первый удар ее счастью, нанесенный Салтапат, еще с весны охладил ее чувство к Абаю. Встреча его с Тогжан совсем отдалила Айгерим от мужа.

Абай не объяснялся с ней и не раскрывал своей души, хотя и понимал причину охлаждения. Он не мог откровенно говорить о Тогжан и бередить свою душевную рану. Но и он тоже никак не мог простить Айгерим ее замкнутости и отчужденности и тоже затаил в себе обиду.

Теперь его собеседницей, единственным другом и верной, неизменяющей спутницей снова стала книга — и только книга.

На перевале

1

Было начало апреля. Весна наступила ранняя, и все кругом сразу зазеленело. Скот уже ягнился, на холмах вокруг зимовки Акшокы рядом с пасущимися матками играли ягнята и козлята. Аул Абая еще не выходил из зимовки, только Айгерим поставила неподалеку от дома свою юрту.

Старый Байторы и скотник Байкадам вышли под вечер полюбоваться на ягнят, но, увидев, что Абай с Баймагамбетом забрались на свой любимый холмик возле юрты и уже окружены слушателями, поспешили туда же, зная, что сейчас обязательно начнется какой-нибудь интересный рассказ.

Байторы еще недавно нищенствовал в Большом ауле Кунанбая, прикованный к постели изнурительной болезнью. Абай перевез его семью в свой аул, помог вылечиться и оставил жить у себя. Старика доильщика Буркитбая он тоже взял к себе, а Байкадам, едва перебивавшийся в ауле Кунке, сам попросился к Абаю и тоже жил теперь здесь. Что касается Баймагамбета, то он раньше всех перебрался сюда вместе с малолетними братьями, вырвавшись наконец из тяжелой нужды. Аул Абая давно уже стал аулом — покровителем бедняков, люди жили в нем дружно, не терпя недостатка, как в родной семье, делясь и радостями и горем.

Приплетясь к холмику, Байторы услышал, что нынче рассказывает не Абай, а Баймагамбет.

— У народа по имени Нидерлан, — говорил он, — в городе Лейден был суд под названием инквизиция…

Поняв, что попал к самому началу, Байторы был очень доволен: он знал, что Баймагамбет ни за что не повторит для опоздавших ту часть повести, которую он уже успел передать.