Путь Акогаре. Том 2

— Чудовище Яюй поразил, — китаец принялся демонстративно загибать пальцы, — Разрубил на части Длинного Змея на озере Дунтин; поймал Дикого вепря в Роще шелковиц; поразил стрелой Тайфен на озере Зелёного холма!..

— Ладно, — грубо подытожила я, — Пока мы лично не увидим идола, ничего толком утверждать не сможем. Пошли, Рэн, Ичиро… Стоп. А где Ичиро?…

С улицы послышался собачий лай, а после громкое: «ХЕЙ-Й-ЙА!», — голосом малого. Мигом оказавшись снаружи увидели Ичиро, держащего окровавленный боккен, рядом — дёргающееся тело дворняги.

Мальчик повернулся к нам лицом.

Тамаши.

— На меня напали… — проронил он, вытягивая руку со следом от укуса, — Я отбился! — смахнул кровь к снегу.

— Демон! — крикнул хозяин харчевни, бросившись к животному, — Это же моя собака! Что ты наделал?…

— Убил… я убил её! — ликовал Ичиро.

— А вот и нет! — весело заключил Рэн, приложив руку к ноздрям шавки, — Дышит маленькая!

— Извинись, — процедила, — Извинись перед хозяином.

— Я сильнее её! — торжественно подняв боккен над головой, продолжал он, — Сильнее!

Да как ты…

— … — я молча схватила малого за кисть, да так, что тот выронил деревянный меч и пискнул от боли, — Слышал меня!?

— Успокойся, — вмешался Карп, — Мальчик всего лишь защищался.

— Извинись, сказала! — бросила Ичиро к ногам владельца.

— Йуруши!..

— Не кричите! Мама любит меня, как умеет!

Остановился, растерянно, с опаской и надрывом смотрит на меня, а затем бросается к ногам хозяина:

— Простите! Простите, господин, прошу! — дёргает того за штанину, — Извините, я не хотел!..

* * *

«Любит»…

«Как умеет».

Внутри что-то сжалось.

Сердце наполнилось не то злобой, не то стыдом…

Я не заслуживаю такого сына, как Ичиро.

Не я должна была носить этого парня под сердцем, а какая-то достойная женщина… Любящая, ответственная, с чистой душой… Не я.

— «Никчёмная. Отвратительная мать».

— Заткнись!

— Ты это кому, Йуруши? — удивлённо спросил Рэн, — Голосам в голове?

— Тебе бы тоже помолчать.

— Не буду их перебивать, — он спокойно уставился на лесную тропу, — Прямо не терпится потолковать с «говорящим идолом».. — окинув взглядом меня и Ичиро, держащих молчание, Карп добавил: — Чего вы такие кислые? Собачку жалко?…

— А вам не жалко, дядя Рэн?

— Умри она, может за чистоту кармы бы побеспокоился… А так — зачем печалится?

— Вот кому-кому, а не тебе о чистоте кармы думать, — отрезала я.

— Что-то не так?

— Да дурак ты просто…

— ?…

— Столько от тебя слышно о карме, обете и другой чепухе, а на деле что? Ты отказываешься от того, чего хочешь. Нельзя прийти к просветлению, находясь в постоянном вожделении.

— … — монах лишь удивлённо смотрел.

— Твоё «просветление» и рисинки не стоит… Постоянно себя ограничиваешь — то ему нельзя, это ему нельзя. «Отказаться» не значит запрещать себе желаемое, а, скорее, напрочь прекратить чувствовать влечение.

— Когда ты у нас стала знающейся по буддизму?

— Я так думаю.

— …Вполне в твоём стиле.

— Это ещё не говоря о том, скольких ты убил по приказу господина.

— Хм, — Карп сначала помрачнел, а потом его губы скривились в лучистой усмешке, — Надеюсь, стану хоть сосновой шишкой на берегу моря! Куда моей грязной душонке к Небожителям..

— Дядя Рэн не унывает! — вслед за кётаем улыбнулся и малой, — Тоже так хочу.

— Несмотря на всё, — продолжила я, — Всегда остаётся шанс очистить карму… Понятное дело, у такого как ты ничего не получится, но всё-таки…

— Ого! А кто-то у нас покраснел!

— Где? — Ичиро уставился на меня.

Отвернулась.

— Я тебя услышал, — хитро заключил Карп.

— О! Мама, дядя Рэн, это и есть говорящий идол? — Ичиро подбежал к старому истукану, покрытому инеем и сколами от старости, — Страшный!

— Хм, — Рэн заинтересовано обогнул Хатимана взглядом, и приложил ухо к его рту, — Говорящий!

— Чего?

Я повторила за Карпом.

— Убей… меня… — скрипучий шёпот, — Убей…

— Занимательно, — он встал в боевую позу и набрал полные лёгкие воздуха, — Коль просите! — кулак полетел вперёд — голова Хатимана покатилась по снегу, — Фу-у-ух…

— И силищи у вас!

— Не умолкает, — подобрав отбитую деревяшку, заключил монах.

— Предмет же одухотворённый, — вмешалась я, — Может надо отдать его «тело» стихии и душа отойдёт следом?

— Сожжём бедного идола!

— Что он просит, дядя Рэн?

— Смерти.

— А почему?

— Ну, для могами характерно искать владельцев, которые их бросили, проблема только в том, что за сто лет любой хозяин два раза успеет переродиться.

— Идолу было настолько грустно, что он начал посылать людям сны с просьбой проведать его? — наивно протараторил Ичиро.

— Нечто в этом роде. Конкретного человека он априори бы не нашёл.

— И китаец тот, получается, выдумщик…

— Ха-ха! Именно!

— А я говорила — он только воспользовался бедой деревенских.

— Ты у нас, как всегда, сама проницательность, Йуруши-тян!

— Помолчи и делай свою работу.

Пф-ф-ф… и о каких разбирательствах говорил Хоккори? Идол ожил с просьбой отпустить его душу, а китаец-пьянчуга выкрутил всё в свою сторону, местные, тоже «умны», поверили.

Деревня дураков.