Ритм, ритм, ритм. Набирая скорость, Дин всегда сходил с натоптанной тропы, чтобы ощутить податливую массу песка под лапами, окончательно восстановить ощущения былых тренировок. Взмыв на вершину очередной дюны, он увидел вдали, с другой стороны силового барьера, одинокую фигуру. Фигура подняла вверх раскрытую ладонь правой руки – древним жестом приветствия бегуна. Жест показывал также, что встречный не держит в руках оружия, не участвует ни в Беге, ни в Гоне и, одновременно, был приглашением к беседе.
Дин внезапно почувствовал, как горяч песок под его лапами, какая огромная его масса раскинулась вокруг. Он ощутил себя гонимой ветром песчинкой в этом огромном, живом кремниевом море, которое неутомимый ветер гоняет из одного угла пустыни в другой без толка и смысла. Путник, ожидающий его за стеной, был Кат – родной брат Изы.
– Полного источника на твоем пути брат! – Кат приветствовал его как равного, но ударения во фразе приветствия стояли как-то слишком странно. С таким ударением бегуны приветствовали Старейших.
– Полного источника тебе и благих вестей от дома нам, – ответил ему Дин с соблюдением установлений, одновременно давая понять, что хочет узнать новости.
– Я пришел разделить с тобой воду, брат, – Дин снова насторожился. Первое обращение к нему подчеркивало их единство как народа, но вот второе обращение «Брат» выходило за рамки установлений, либо новости, которые принес Кат, должны были дать этому разъяснения.
– Я разделю с тобой воду, – ответил Дин, и, усмехнувшись, добавил, – хотя наше нынешнее положение делает это невозможным.
Кат кивнул, как будто не поняв скрытого смысла сказанного, уселся перед барьером и достал запыленную дорожную флягу. Дин также уселся напротив него и извлек свою армейскую фляжку. Они сделали по два глотка – за себя и встреченного путника и Кат заговорил:
– Я пришел к тебе, Брат, по делу, касающемуся семьи.
Дин едва смог протолкнуть в сжавшееся горло второй глоток воды.
– Я пришел к тебе, Брат, предупредить и просить. Предупреждение я донесу до тебя, а просьбу ты должен понять сам.
Кат перевел дух.
– Через три дня, ты будешь дежурить у Клюва орла.
Дин знал эту скалу, отвесно уходящую вверх и изгибающуюся подобно клюву хищной птицы.
– В тени Клюва ты увидишь тент. Под ним, перед закатом солнца, тебя будет ждать моя сестра. Я пригоню сюда стаю Кодов, как будто они мигрируют. Тебе разрешат открыть стену.
Дин с удивлением обнаружил, что его фляга опустела. Он только что опустошил двумя глотками сосуд, дающий жизнь в пустыне одному из народа на 2-3 дня.
Он знал, что когда медлительные и неповоротливые Коды, вычищают в каком-либо регионе своими кожистыми губами всю песчаную растительность, они, всем немалым стадом, перемещаются в другой регион. По следам сезонных миграций Кодов народ находил скрытые в пустыне источники воды. При этом мирные и дружелюбные травоядные во время миграции становятся нервными, а иногда и агрессивными. Несколько раз стадо Кодов с разбегу штурмовало силовой барьер, вынуждая дежурную смену отключать стену, во избежание массовой гибели животных. Горожане использовали прирученных Кодов как вьючных животных. Их сухие лепешки, в большом количестве встречающиеся на пути миграций, служили любому путешественнику в песках отличным топливом для костра.
– Иза придет одна? – Дин сжался внутренне, стараясь, чтобы разговор проистекал так, как должно, слова текли плавно, а мысли выражались ясно и глубоко. Он заставил себя сделать несколько глубоких вдохов и выдохов, концентрируясь на движении воздуха, нюансах запахов и температуры воздуха.
– Старейшие не дали ей права выбора, – Кат тоже подозрительно надолго приложился к фляжке. Ветер принес и закружил вокруг его ног несколько крупиц оранжевого песка. – Я боюсь, они и не дадут ей такого разрешения.
– Старейшие…, – повторил про себя Дин. Внутри него невообразимо медленно поднималась темная волна. Он замолчал.
– Иза сказала мне, что пойдет против воли Старейших, и что свой выбор она уже сделала. Она придет к клюву и будет ждать тебя.
Дин смотрел на Ката и видел, как сквозь черты взрослого бегуна проступает лицо того ребенка, с которым они вместе играли в детстве. Увидел он и нечто новое – две глубокие морщины у глаз – они назывались в народе «солнечная метка». Морщины превращали его открытое лицо в лицо глубоко усталого человека. Кат лгал. Дин видел это по изгибу его губ, по напряженным мышцам лица. Кат играл роль брата, которого заботит целомудрие сестры. Дин опустил глаза. Любой спектакль должен идти по сценарию и по сценарию закончится.
– Я приду. И, – он на секунду запнулся, встретился с глазами с Катом и, придав голосу одновременно легкую дрожь и твердость, продолжил: Тебе не о чем беспокоиться, брат.
Кат кивнул, спрятал флягу в поясную суму и встал. Судя по весу фляги, он тоже опустошил свой запас воды полностью.
– Мягкого песка и попутного ветра, – произнес Дин формулу прощания, намеренно первым, чтобы подчеркнуть важность полученных новостей.