Путь Черной молнии 2

Александра с первых дней закрутила совершенно новая лагерная жизнь. Наблюдая, он видел разницу между зоной общего режима и строгого. Если на «Двойке» заключенные имели статус первоходок, то на «Пятерке» отбывали более опытные «каторжане» уже не с одним отсиженным сроком за плечами. Это были совершенно разные люди с достаточными жизненными навыками, с уголовно-преступными привычками, приобретенными в ходе распутной жизни на воле. Здесь пребывали карманники, домушники, игровые шулеры, аферисты, а также хозяйственники и подпольные цеховики или как изъяснялись закоренелые сидельцы: некоторые из этих бедолаг прошли «Крым и Нарым». Они-то, как раз нечета мужикам-первоходкам и зеленым юнцам с общего режима. А вот такие заключенные, как Волков, переведенные в пятую колонию с особого режима, в основной массе входили в привилегированную касту осужденных. «Полосатики», как называли их зэки, быстро находили общий язык с авторитетными людьми зоны и, занимаясь налаживанием «дороги» на свободу посредством вольнонаемных сотрудников, получали помощь, а по-иному – грев. Пересылали родственникам со своих лимитных карточек деньги, ибо постороннему человеку, не вписанному в личное дело, запрещалось переводить денежные средства. Затем «гонцы» и «почтальоны» из числа вольнонаемных людей, или подкупленных работников администрации, ходили по адресам и, забирая деньги, проносили в зону. С таких денежных дел они имели установленный процент. Что касалось нарядов за выполненную работу, Александр был знаком с подобными сделками еще по «Двойке». Мастера и бригадиры по предварительному сговору с положняками16 списывали с какого-нибудь заключенного часть изготовленной продукции и затем деньги переводились на лимитную карточку другому осужденному.

Завхозы, поставленные администрацией, мутили воду с начальниками отрядов, то есть совершали с ними сделки в виде разрешения дополнительных посылок или передач, а также свиданий с родственниками. На первый взгляд казалось, что в зоне тишь да гладь: мужики работают, блатные в зоне отсутствуют, актив не так свирепствует, как на общем режиме, хотя и «баллонов», так назвали активистов, и здесь хватало.

Александр иногда оказывался свидетелем, как кто-нибудь из заключенных, перебрав в приеме водки, затевал ссору, и чтобы задержать бузотера, активисты во главе с дежурными контролерами собирались толпой. Все до единого были вооружены ломиками, железными прутками или просто увесистыми палками. Конечно, они чрезмерно опасались, а вдруг кто-то встанет на защиту пьяного сотоварища и потому собирались на подобные мероприятия большой ватагой.

Политико-воспитательные работники, режимная часть и оперативники, на строгом режиме знали свое дело четко. У оперов также, как и на общем режиме, имелись свои осведомители в отрядах, бригадах. Разобщенность заключенных – это было одним из направлений оперативной части. Александр сначала не мог понять, что в зоне происходит: то ли авторитетные заключенные держат все под контролем, то ли администрация со всех сил старается подмять их под себя. В подтверждение его мыслей последнее время участились случаи жестокого разбирательства заключенных с завхозами и активистами. Именно в связи с этим обстоятельством произошло роковое происшествие, когда «повязочники» взяли на себя слишком много власти и, пытаясь навязать неугодную серьезному авторитетному человеку волю, поплатились жизнями. Сергей по кличке «Клочок» проткнул самодельной заточкой двух активистов, отправив обоих в иной мир. Воробьев спустя время на информационном стенде прочел о приговоре суда и расстреле Клочкова. Подобные мероприятия настораживали осужденных, а кого-то и пугали. В очередной раз он увидел собственными глазами, как завхоза седьмого отряда Голдобина, выносили чуть живого на байковом одеяле, обильно пропитавшегося кровью. Все выяснилось чуть позже: завхоз оказался слишком хитро-мудрым «пескарем» и обманывал осужденных, выуживая у них деньги за внеочередное личное свидание с родственниками. За подобные обманы его резали ножами дважды: в первый раз он выжил, а вот второй конфликт с обманутым заключенным закончился для него трагично – два удара он получил заточенным штырем в печень. Голдобин умер в Межобластной больнице для заключенных, так и не придя в сознание. Тем не менее, как бы ни было тревожно на «Пятерке», Александру данная колония пришлась по душе или, если быть точнее, сам контингент заключенных. Он быстро освоился и принял предложение Волкова, жить единой, дружной семьей или как иначе выражались заключенные: «ломать одну пайку хлеба».