Путь, что ведёт нас к Богу

Только после этого о Соловках начинают открыто вспоминать последние из оставшихся в живых очевидцев. Среди них Дм. С. Лихачев и Олег Волков. Казалось, что, наконец, нам возвращается память. Волков, вспоминая о словах «Никто не забыт, и ничто не забыто», писал тогда в своей книге: «Я хочу повторить эти слова в ином толковании. Для блага возрождения России необходимо, чтобы они были произнесены вслух в отношении жертв на Соловках и Колыме, в Ухте и Тайшете — во всех бесчисленных островах архипелага ГУЛаг, которыми душили страну». Произнести вслух не только эти слова, но и все бесчисленные имена тех, кто окончил свои дни на Соловках, действительно необходимо, ибо сегодня (через 10 лет после того, как всей стране была показана «Власть Соловецкая») мы намного лучше знаем о жертвах нацизма, чем о тех, кого убило наше государство. Знаем опалачах и уже начинаем смотреть на них спокойно, как на факт из истории, который, к примеру, нельзя выносить из Мавзолея, ибо «это наша история», как считают многие политики, еще несколько лет тому назад причислявшие себя к антикоммунистам. И не хотим помнить (нет, не о жертвах, ибо язык не поворачивается назвать «жертвами» тех, кто так достойно и так честно при своей полной невооруженности ответил на тот террор, что был обрушен на Россию коммунистами) - о мучениках.

Нельзя не напомнить тому, кто, быть может, это забыл или не знает, что славянское слово «мученик» не имеет по своему происхождению никакого отношения к глаголу «мучить». «Мученик» — это эквивалент греческого «мартюс» (рартид) или латинского testis, что означает «свидетель». Свидетель того, где проходит граница между добром и злом, того, что такое зло вообще. Свидетель того, что было на самом деле, — тот, кто может прямо свидетельствовать против идеологической лжи и мифологии, например, той, что распространялась Максимом Горьким.

Всего десять с небольшим лет прошло сегодня с тех пор, как Россия узнала правду о Соловках и о СЛОН'е — Соловецком Лагере Особого Назначения, но сегодня острова все больше вновь (как это было до революции) воспринимаются только как место аскетических подвигов преподобных монахов. Это по–настоящему опасно, ибо на этом примере видно, как вновь включается механизм «активного забывания». Слава Богу, что в 1998 году в свет в Италии в издательстве «Каза ди Матрена» выходит в свет страшная и потрясающая своей документальностью (в ней, в сущности, нет почти ничего кроме фотографий и цитат) книга Юрия Бродского «Соловки. Двадцать лет Особого Назначения». Теперь она, наконец, появилась по–русски.

А в результате — итальянцы приезжают сюда поклониться мученикам XX века, а русские паломники — замечательные и по–настоящему чистые мальчики и девочки, приехавшие сюда помолиться в святом месте, — зачастую не подозревают, что ходят по земле, политой кровью их собственных прадедов, по земле, из которой в буквальном смысле этого слова торчат их непогребенные кости. О СЛОН'е «полезнее» просто не помнить, ибо «главное» — не это. Для наивного натуралиста Густава Богуславского главным казалась тишина, царящая здесь в природе, для сегодняшних богомольцев — тоже тишина, но другая, монастыря и молитвы, «Соловецкого патерика» с его рассказами о безмолвной жизни святых монахов…

Но главным оказывается и то, и другое, и третье! И тишина Иисусовой молитвы, и та, что в белую ночь стоит над безмолвным озером. И еще одна тишина — после расстрела, над телом того, кто только что был убит по приказу той власти, что безжалостнее и бесчеловечнее любого самого страшного террориста; убит, и никогда не будет по–человечески похоронен. Тишина, рассказать о которой слов почему‑то не находится.

Я стоял у высокого Креста на окраине поселка, что вырос под самыми стенами монастыря, стоял среди хрупких старушек, сознавая, что это — дети. Не дождавшиеся отсюда своих родителей. Их были миллионы, в живых на сегодня остались, боюсь, что уже единицы. Кто‑то плакал навзрыд у меня на плече, кто‑то пытался целовать мне руки, хотя это я, именно потому, что я священник, должен целовать их морщинистые руки. Кто- то объяснял со слезами, что, будучи еврейкой, не может молиться по–православному, но любит меня не меньше, чем те, кто исповедуют вместе со мною одну веру, любит, потому что мы все здесь породнились навеки — благодаря всем тем, кто тут нашел свою смерть и со святыми упокоение.

РАУЛЬ ВАЛЛЕНБЕРГ [20]