Путь демона

Отец означенного графа имел привычку наведываться в одну из принадлежащих барону деревень, расположенных на границе с графством, активно осуществляя там «право первой ночи», впрочем, и не только первой. Барон в принципе не имел ничего против: старый граф был мужчиной видным, и его дети могли значительно улучшить крестьянскую породу, что спустя двадцать лет и произошло. Ныне почти половина крестьян в деревне «Большие Сись…» (тут барон, излагавший суть дела, смущенно примолк, кинул извиняющийся взгляд на Аталетту и поправился: «Деревни Красивая грудь») были, как на подбор, высокие, сильные, с ясными голубыми глазами и аристократическими чертами лица. Ну а женщины там издревле отличались весьма приметной для мужского взгляда статью, что и было отражено в названии деревни.

Однако новый граф, его сын, заявил, что, поскольку значительная часть крестьян в этой деревне ныне являются его кровными родственниками, буквально-таки единокровными братьями и сестрами, то он просто обязан принять деревню под свое покровительство, что и осуществил самым беззаконным образом, пользуясь значительным преимуществом в виде куда более сильной, нежели у барона, дружины, и, более того, совершенно перекрыл доступ к означенной деревне самому барону, что уж и вовсе ни в какие ворота не лезет!

Посему он, барон Извор, и припадает к ногам всемилостивейшей владычицы с просьбой помочь в возвращении его законного имущества, а заодно в качестве возмещения его моральных терзаний передать ему ныне принадлежащую графу деревеньку Малый Ух, расположенную неподалеку.

Выслушав истца и ответчика, в качестве доказательства своей правоты привезшего из данной деревни местного кузнеца и еще пару крестьян, как две капли воды похожих на самого молодого графа, Аталетта поинтересовалась, а уделял ли сам барон, в те времена, когда деревенька находилась в его владении, достаточное внимание молодым крестьянкам?

В ответ барон, сильно смущаясь, заметил, что, увы… К сожалению, его батюшка в свое время чересчур часто гостил в «деревне раздора» и посему он, дабы не допустить случайного кровосмешения, был вынужден избегать посещений столь заманчивого поселения. Да и жена барона, происходящая из знатного и весьма воинственного трирского рода, по какой-то загадочной причине весьма негативно относилась к любым намекам о важности соблюдения древних прав феодала. Ввиду того, что он, барон, очень любит свою драгоценную жену и весьма дорожит своей способностью к деторождению, которой она пообещала его лишить в случае, если поймает с какой-нибудь крестьянкой, ему пришлось смириться и исполнить невинную женскую прихоть. Ведь в конце концов, что такое «право первой ночи»? Всего лишь старая и никому не нужная традиция… (При этих словах барона в мужской части придворных возник короткий шепоток, тотчас же умолкший, стоило Аталетте кинуть туда недовольный взгляд.) Более того, это традиция, унижающая человеческое достоинство несчастных крестьянок, а потому совершенно излишняя и даже вредная для благородного и гуманного человека, такого, как барон Извор.

Взглянув на рослую и весьма физически развитую баронессу и невысокого полноватого барона, присутствующие вынужденно согласились, что и впрямь исполнение этой традиции было весьма опасно и, вполне возможно, даже негуманно. В первую очередь для самого барона.

Покачав головой, Аталетта заявила, что дело сложное и его требуется как следует обдумать, после чего объявила перерыв.

Впрочем, насладиться небольшим отдыхом ей не удалось. В тот самый миг, когда присутствующие на суде придворные уже развернулись к выходу, дабы покинуть зал суда, большие двустворчатые двери зала распахнулись, и церемониймейстер срывающимся от волнения голосом объявил:

– Граф Ориска де Вега, начальник охраны Великого кургана, со срочным донесением к Ее Величеству!

В распахнутые двери, чеканя шаг, вошел один из самых преданных сторонников Аталетты, капитан небольшого отряда Гвардейцев Смерти, подразделения, созданного Аталеттой специально для охраны места захоронения Олега.

Выглядел граф очень плохо: смертельно бледное лицо, впалые щеки и глаза, буквально утонувшие в орбитах, так что стали почти не видны, – все буквально кричало о тяжелых испытаниях, которые пришлось пережить этому человеку. Войдя, он внимательным взглядом обвел все присутствующее светское общество, и взгляд его прежде ясных, а ныне мутных, словно затянутых смертной пеленой, глаз был столь неприятен, что придворные невольно шарахнулись прочь, подальше от этого человека, а ведь раньше он был любимцем многих дам!

– Мы слушаем вас, граф, – прервала затянувшееся молчание Аталетта. – Что привело вас сюда в такой спешке, заставив настаивать на немедленной аудиенции? Почему вы покинули свой пост, который мы вам доверили?