Но, очевидно, что-то потрясло отважного шофера, обычная грубоватость покинула его, он на цыпочках подошел к толстяку и зашептал ему на ухо:
— Стучит!
— Кто стучит? — вскинул на него недоуменный взор Петр Петрович.
— Он!
— Да кто он?
— Ихний шофер!
— Так отоприте, ему, голубчик, пусть войдет, — со святой улыбкой проговорил Петр Петрович.
— Отпереть! А кто его запирал?
— Ничего не понимаю, что вы говорите.
В самом деле, из бессвязных, торопливых высказываний шофера вряд ли что-нибудь можно было понять.
— Да я же вам русским языком говорю: стучит! — подчеркнул Володя последнее слово, придавая ему какой-то особый смысл, которого, по правде говоря, опять не понял Петр Петрович. — И глушит мотором. Понятно?
— Так что ж из того, что стучит. Может, мотор испортился. Вы что-то, голубчик, путаете!
— Я путаю! — раздраженно пожал плечами Володя. — Да я эту самую музыку как свои пять пальцев знаю. Шпион сидит сейчас в машине и разговаривает со своим немецким штабом. Разбираться надо!
— А!.. — хлопнул себя по лбу Петр Петрович, наконец догадавшись, о чем говорит Володя. — Боже мой! Надо их хватать, хватать немедленно! Бегите скорей, Володя, к командиру полка… Или нет, я побегу… Или нет…
Он задергал Володю, то толкая его к двери, то отталкивая от нее.
К счастью, командир полка сам выглянул в дверь и спросил Петра Петровича:
— Вы готовы?
Петр Петрович делал ему отчаянные знаки, показывая на открытую дверь.
— В машине стучит! — Петр Петрович от волнения забыл, как называется азбука Морзе, и забарабанил пальцами по руке командира полка. — Стучит, как ее… — повернулся он к Володе.
— Морзянка! — подсказал Володя.
— Да, морзянка… Он все слышал… наш шофер…
Командир полка сразу понял.
— Прошу вас, — сказал он, — пройти в ту комнату и не подавать виду, что вы что-то знаете.
Толстяк так и сделал.
Появление отчищенного и отмытого Петра Петровича было встречено дружными возгласами артистов.
— С добрым утром! — невпопад сказал он, забыв, что уже ночь.
Все засмеялись.
— Ах, извините, я помылся и подумал, что утро.
Потом он повернулся к фокуснику.
— Вы сегодня замечательно нас повеселили… (он чуть не прибавил «милостивый государь») Чудесные фокусы!
— Это моя профессия с детства.
— Разрешите узнать, где вы учились (опять просилось «милостивый государь»)?
— В специальной школе.
На этом дипломатический разговор был исчерпан, а развязка все не наступала. Петр Петрович томительно ждал, беспокойно ерзая на стуле. Что там творилось около машины? Может быть, сейчас раздастся оглушительный взрыв, рухнут стены, потолок…
Когда в комнату вошел с любезной улыбкой командир полка и с ним капитан и старший лейтенант, тоже улыбающиеся, Петр Петрович изумленно уставился на них. Значит, Володя опять что-то напутал. Но капитан встал возле фокусника, старший лейтенант — возле аккордеониста, командир полка — около балерины.
— Теперь прошу минутку внимания, — сказал командир полка и резко крикнул: — Руки вверх! Немецким гостям рекомендую не сопротивляться. Ваш радист-шофер арестован.
При этих словах все в комнате пришло в движение. Петр Петрович в растерянности первый поднял руки вверх. Иван Степанович, не бывший в курсе дела, привстал с места, не зная, что делать. Катенька побледнела. Фокусник и аккордеонист схватились было за карманы, но их руки уже держали капитан и старший лейтенант. Балерина вскочила, со страхом глядя на своих сообщников. Тут же в комнату вошли солдаты и увели всех троих.
II ЧАСТЬ
Глава одиннадцатая
Эмка с бригадой фронтовых артистов едва тащилась по раскисшей дороге и недалеко от какого-то железнодорожного разъезда окончательно застряла. Вся дорога впереди была забита машинами, «загоравшими» здесь вторые сутки, хотя солнца не было видно. Удивительное слово придумали шоферы: «загорать». Придали новый смысл старому понятию — загорать на солнце, загорать в машине.
И там и тут спокойствие, терпение и полное выключение нервов.
Сколько времени предстояло «загорать», никто не знал. Ходили слухи о страшных заторах на дорогах до самой Умани.
Это было в дни победного наступления Красной Армии весной 1944 года, когда наши части гнали разбитого врага по пространствам Украины и Молдавии. Он стремился выйти из-под удара и укрыться за водными рубежами. Но не ушел! Мы форсировали Днестр и продолжали безостановочно, днем и ночью преследовать гитлеровские войска. Упорен советский человек!
Это были дни весенней распутицы, когда обозы, застряв в грязи, отрывались на сотни километров от своих стремительно наступавших полков и дивизий. Когда снаряды перебрасывались на самолетах, потому что подвезти их на машинах не было почти никакой возможности. Когда человек двигал машину, а не она везла его. Когда буксовали тысячи колес. Когда в борьбе со стихией, истощив все запасы бензина, стояли на приколе сотни машин под надзором многострадальных шоферов, а груз, лежавший на машинах, наваливали на людей, и они несли его. Когда бензин был дороже золота. Когда солдаты тащили на себе пушки… Упорен советский человек!