Путь дракона

Вино было непривычно сладким, но вполне крепким. Желудок было затрепыхался, как рыба на огне, пришлось потягивать вино мелкими глотками. Дернулся висок, предвещая головную боль. Ветер за окном смолк, в наступившей тишине стали слышны голоса двух стражников-куртадамов. Женщина — Энен — засмеялась.

По жилам побежало тепло. Китрин в последний раз отхлебнула вина прямо из горлышка и поставила бутылку на пол. Мозг затопило уютной, убаюкивающей тьмой, ветер выл откуда-то издалека, мысли вспыхивали и путались, свиваясь в непредсказуемые, невозможные узоры.

Ей пригрезилось, будто магистр Иманиэль оставил что-то капитану Вестеру. Кажется, что-то связанное с ванайскими каналами и их выходом к причалам Порте-Оливы и одновременно с травами и специями, упакованными в снег. Минуя границу между явью и дремой, а потом между дремой и сном, мысли мало-помалу слились с тьмой. Время замерло — и потекло своим чередом лишь тогда, когда вдалеке взорвались и погасли гневные голоса.

— Вставай.

Китрин с трудом разлепила веки. В дверях, скрестив руки на груди, стоял капитан Вестер. За окном царили пасмурные сумерки.

— Вылезай из постели, — повторил капитан. — Немедленно.

— Уйдите, — пробормотала Китрин.

— Я сказал — вылезай из постели!

Китрин приподнялась на руке. Комната качнулась.

— Зачем?

— Ты пропустила пять встреч, — рявкнул Маркус. — В городе начнут судачить, и тебе конец. Поэтому вставай и принимайся за дело.

Китрин уставилась на капитана, раскрыв рот от удивления.

— Никаких дел нет, — зло бросила она. — И не будет. Все кончено. И со мной тоже. У меня был шанс, я проиграла.

— Я виделся с Кахуаром Эмом. Он не стоит таких страданий. А теперь…

— Кахуар? На что он мне сдался? — выпалила Китрин, садясь на постели. Она не помнила, как пролила вино на рубаху, теперь ткань прилипла к коже и засохла. — Я пыталась добиться контракта и проиграла. На волосок от победы… Упустила. Проиграла.

— Проиграла?

Китрин обвела руками комнату, город, весь мир — подтверждая очевидное. Вестер подступил ближе. В полумраке его глаза блестели, как речные камни, крепко сжатые челюсти казались железными.

— Ты видела, как твои жена и дочь сгорают в огне рядом с тобой? Сгорают из-за тебя? — спросил он. Китрин не ответила, он кивнул. — Значит, все не так страшно. Ты жива. Есть дела, которыми надо заняться. Так вставай и занимайся.

— Мне нельзя. Комме Медеан прислал письмо. Мне запрещено заключать сделки от его имени.

— И поэтому от его имени ты лежишь пластом и жалко скулишь? Он оценит. Вставай с постели.

Китрин легла обратно и подтащила подушку к груди. От подушки воняло, но Китрин вцепилась в нее обеими руками.

— Вы мной не командуете, капитан. — Китрин язвительно подчеркнула последнее слово. — Я вам плачу и отдаю приказы. Уходите.

— Я не позволю тебе растоптать все, к чему ты стремилась.

— Я стремилась сохранить деньги банка — и преуспела. Так что вы правы. Я выиграла. Теперь уходите.

— Ты же хочешь их оставить себе.

— Камни хотят летать. Только крыльев у них нет.

— Найди способ. — Голос капитана смягчился.

Это уж слишком. Китрин взвыла от ярости, села на постели и изо всех сил запустила в Вестера подушкой. Она ведь не собиралась плакать! Почему опять слезы?

— Я сказала убирайтесь! — закричала она. — Кому вы тут нужны! Я расторгаю договор, забирайте свою плату, своих стражников и вон отсюда!

Вестер отступил на шаг. У Китрин похолодело в груди, она чуть не откусила себе язык. Капитан наклонился, поднял двумя пальцами подушку и кинул обратно — та шлепнулась на постель с таким звуком, будто кому-то всадили кулак в живот. Пнув носком сапога пустой бурдюк, Вестер глубоко вздохнул.

— Не забудь, что я пытался вразумить тебя добром, — бросил он.

И повернулся. И ушел.

Китрин заранее знала, что будет больно, и даже успела внутренне сжаться, готовясь принять удар, — но, несмотря на всю сжатость и готовность, она чуть не завыла от отчаяния. Крик замер где-то между сердцем и горлом, и отчаяние засело внутри, отравляя все тело. Шаги Вестера отдавались эхом на лестнице, каждый тише предыдущего; Китрин, схватив грязную подушку, уткнулась в нее и дала волю слезам. Прошла целая вечность — лились слезы, тело сотрясалось от голода, измождения и избытка вина и пива. Спина и грудь чуть не лопались от напряжения, но остановить рыдания было не легче, чем перестать дышать.

Потом откуда-то снизу донеслись голоса. Маркус Вестер и Ярдем Хейн. Ярдем что-то рявкнул, в неразберихе звуков проскочила знакомая интонация — видимо, «да, сэр». Потом чей-то тихий высокий голос — наверное, Жука.

Они все уйдут. Все.

Ну и пусть.

Какая разница. Родители умерли так давно, что она их не помнила. Магистр Иманиэль, Кэм и Безель тоже погибли. Город ее детства сожжен и разрушен. А банк — единственное, что она создала сама за всю жизнь, — у нее заберут, как только прибудет ревизор. Китрин попыталась убедить себя, что пара-тройка стражников — невелика потеря.

Тщетно.