Путь дурака

- Это мой любимый друг, Маковский, цитирует свои стихи! - с гордостью произнес Евгений. - Послушайте внимательно пожалуйста!

Все тут же замерли, перестали шуметь и начали напряженно вслушиваться в витиеватое стихосложение. О чем шла речь в этих стихах, никто не мог понять, но все делали умную мину, тщательно напрягая мозгени.

- Слышь, ты что-нибудь понимаешь? - толкнул локтем в бок Кису Прист.

- Не-а! Хуетийтство какое-то! Ей-богу! Я бы и сам так смог! Даже еще получше!

- Вот именно! Че он с этими стихами так носится? Ебанутый он какой-то!

- М-м-м! - промычал Киса. - Слышь, давай лучше похаваем. Давно я не жрал ничего. Тут я вижу, опять хавало появилось.

И оба проглота, евшие всего час назад, решительно направились к столу с чайными принадлежностями и закуской. Женя, предусмотрительно увидев их намерение, засуетился и громогласно объявил:

- Гости дорогие, кто желает, прошу всех к столу, не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома.

- Но не забывайте, что вы в гостях! - с глумливой радостью завершил его фразу Киса и налетел на запасы съестного.

Гости, тем не менее, учуяли, что предложение Евгения не напрасно и тоже подсуетились подсесть поближе к столу.

Обезумевшее голодное стадо начало запихивать печенья себе в рот и жевать его прямо всухомятку. О чае все забыли одним махом. В первых рядах троглодитов были конечно Киса и Прист.

- А ну-ка, дай сюда! - яростно наехал Прист на Хермана, выхватив у него из рук печенье и проглотил его одним махом. Киса схватил со стола целую пачку и зажевал ее в три приема.

- Фу, сука, в горле застревает! - выругался он. - Что за печенье такое делают?!

- Не нравится - не ешь! - огрызнулся Херман.

- Тебя не спросил, урод! И без сопливых скользко.

Тут Киса хотел продолжить дальше жрать, но к своему удивлению он обнаружил, что на столе ничего не осталось.

-Эх, мандавалки вонючие, все пожрали, гады! - забесился он. - Саранча прожорливая! Уроды!

- Но-но! Я попросил бы вас здесь так не выражаться! - неожиданно вступил в разговор Саша Холмогорцев.

- А че я такого сказал? - уставился на него Прист

- Вы, ребята, очень некультурно выражаетесь! Вы очень невоспитанные!

- Упитанные - невоспитанные! Ты че нас перевоспитывать что ли будешь, козел?

Тут Киса с Пристом встали и направились к Холмогорцеву.

- Вы знаете, драться - это не хорошо! - торопливо произнес он дрожащим от страха голосом.

- Это не красиво!

- А нам похуй! - настойчиво отвечал Прист.

- Мы не эстеты, чтобы о красоте думать, - добавил Киса, - о ней только пидоры думают... Ха-ха-ха-ха-ха!!! Киса и Прист неумолимо приближались к чадосу, который годился им в отцы. Ситуация готова была в любой момент обернуться для него плачевным исходом.

Тут в дело вмешался Евгений. Как бойцовский петух он встал между хиппарями и чадосом, выкатил грудь колесом и яростно прокричал:

- Избивать человека?!! В моем доме ?!!! Не позволю! Не бывать этому никогда!

- Это твой дом? - указав вокруг на палисадник, глумливо спросил Киса.

- Это мой палисадник и в нем я не позволю избивать человека, моего лучшего друга! - запальчиво прокукарекал он.

- Скажи мне кто твой друг...

- Повторяю вам в последний раз, что если вы не прекратите безобразие, то я выгоню вас из своего дома.

- Ха-ха-ха! Очень-то надо! - запаясничал Киса. - Видали мы таких интеллигентов!

- Так! Я вижу, вы ничего не понимаете! Прошу удалиться вон! Я заявляю вам это как хозяин этого поместья! Поищите себе другое место для ваших штучек! Прошу на выход!

Волосатые некоторое время стояли молча, как бы оценивая силу его слов. По всей видимости, он не собирался шутить.

Киса сплюнул сквозь зубы и попал Холмогорцеву на его майку. Зеленый харчок стал стекать по голубой ткани.

- Слышь, фуфло, пойдем за оградку - помахаемся по-мужиковски! А? - подначивал его Прист. Холмогорцев, полный обиды, униженного самолюбия и страха одновременно, боязливо отошел в сторону, сорвал листик и стал им счищать стекающие сопли.

- Ну че молчишь, пидар?

- Я не пидар! - гордо возразил он.

- Уже не пидар? Или еще не пидар?! - глумился Киса.

Тут Женино терпение лопнуло окончательно. Он сорвался с места, подскочил к хиппарям, схватил их за руки и яростно потащил к выходу. Цыганская кровь давала о себе знать. В бешенстве тряся шевелюрой, он орал на всю окраину:

- Я никому не позволю в моем же доме обижать моего друга! Убирайтесь вон, нехристи окаянные, паршивцы!

Киса и Прист поначалу оторопели от такого темпераментного порыва. И пошли за ним как телки на поводу. Но через считанные мгновения дар речи снова вернулся к ним, и они забузили:

- Ну ты че, цыган, разбушевался! Дай нам с ним помахаться! Мужик он или нет?

- Никаких «махаться»! Вон отсюда! Это мое последнее и окончательное слово! — орал в припадке бешенства Иорданский.

Пена брызжила у него изо рта, волосья патлами свисали на лицо, весь он побагровел и, вообще, сейчас был похож на исчадье ада.

Хиппари немного стихли под его бешеным напором и послушно пошли к выходу. Киса все же яростно рванул руку и выкрутил ее из тисков Евгения.