Но на самом деле это был просто хитрый буфер, ловкое оправдание для той части, которая хотела трахаться. Но другая, закомплексованная часть была против этого. И вот чтобы эти части внутренне не сталкивались и не вызывали конфликта, дискомфорта, Рыба решила создать буфер между ними (как между вагонами поезда) в виде успокаивающей мысли о ремонте. Мол, звали-то только на ремонт. Я - не я, и жопа не моя! Так, впрочем, поступают все люди сами с собой, с окружающими людьми - врут, врут, врут, буферируют. Как страус, который прячет при опасности голову в песок. Может быть, голове-то и становится не страшно, но только жопе от этого не легче. Ведь, в конце концов, достается именно ей. И если бы люди умели видеть всю правду жизни, не пытались бы ничего буферировать, оправдывать, приукрашивать, тогда бы они видели все вещи реальней, и никто бы не попадал в беду. По крайней мере, 95% всех страданий человека, порожденных невежеством и слепотой, могли бы отпасть сами собой.
«Но как же тогда жить, постоянно видя все, как есть? - спросите вы. - Ведь это же болезненно и неприятно - постоянно видеть неприглядную правду жизни!»
Да, может быть, это и неприятно. Но здесь всего лишь мы испытываем душевный дискомфорт. Но! Это дает нам возможность избежать физических страданий. А они гораздо страшнее и подчас неотвратимее. Если мы боимся сунуть пальцы в розетку, то нас не ударит током. Если мы боимся перебегать перед близко идущим поездом, то нас не зада-а-а-вит. Если мы не идеализируем семейку, а видим все, как есть, то мы никогда в нее и не вляпаемся. И избежим всех ее «прелестей». Беда в том, что человек не хочет думать, не хочет «шевелить рогом». А если он начинает что-либо видеть реально, то ему это, видите ли, неприятно. И он предпочитает «сладкую ложь». Вот поэтому мы можем понять фразу, написанную на воротах дельфийского храма: «Большинство людей - дурные!».
Рыба расплылась в радужных мечтаньицах. Ей было приятно, что к ней проявляют докучливое внимание, но явно выразить свои чувства она боялась и не хотела. Настолько закомплексованной ее сделала мать.
- Ну, так что? Ты согласна мне помогать? - надоедал Холмогорцев.
- Да-да-да! Я согласна! Я очень согласна! - радостно выпалила Рыба и покраснела.
- Ну, вот и славно! Через час у нас электричка. Поедем ко мне в гости! - похотливо произнес он и засуетился, чтобы собрать свои вещи.
Холмогорцев пошел в дом, а вся остальная развеселая компания осталась прозябать и развлекаться в палисаднике. Неожиданно к Рыбе подвалил молокосос Херман.
- Слушай, а ты знаешь, я по деревьям очень хорошо лазаю. У меня здорово получается. Хочешь, покажу?
- У-гу! - согласилась Рыба.
- Смотри! - и тут Херман подбежал к толстенному старому тополю, росшему во дворе, и с ловкостью обезьяны стал карабкаться вверх по специально набитым ступенькам. Они были сделаны из обычных брусков, прибитых к стволу дерева, и шли вплоть до растущих веток. Когда ступеньки кончились, Херман не менее ловко ухватился за ветки дерева и полез по ним наверх, пока не добрался до самой вершины. Удобненько устроившись на развилке двух толстых веток, он весело крикнул:
- Рыб! Иди сюда! Здесь так клево все видно! Закачаешься!
- Да уж, вижу как ты там качаешься! - неожиданно раздался нервный голос Ольги.
- А чо?! А чо тут страшного-то?
- Да ничего! - распсиховалась дура. Теперь она уже ничего не боялась, а яростно нападала на своего приемного переростка.
- А чо я буду спускаться-то? Мне и здесь хорошо!
- Немедленно слазь, я кому говорю!
- Не буду! Не хочу! Если надо, сама ко мне залазь, а я не слезу!!!
Херман тоже стал психовать и беситься. И в знак протеста он вообще перестал реагировать на все выпады Ольги, замолчал и отвернулся.
- Ну, ты посмотри что он творит! Просто сумашедший какой-то! Неуправляемый идиот! Женя, ну может быть, ты на него повлияешь? Скажи свое мужское слово! - ныла дура.
- А что в этом такого страшного? - беспечно отвечал Евгений. - Ему там нравится. Ну и пусть он там сидит!
- Ну и ну! Что отец - что сын! Теперь я знаю, в кого он такой идиот! А если он упадет?!
- Да ничего с ним не случится! Что ты так переживаешь за него?! Здоровый балбес.
- Но ведь там высоко!
- Ну и что! Не расстраивайся, Оленька. Давай лучше, ты нам стихи почитаешь
- Да какие мне сейчас стихи! Мне за Хермана страшно! - причитала квочка.
- Ну, скажи ты ей! - обратился Евгений к Рыбе. - Это страшно или нет?
- Страшно? Да нет, ничего здесь страшного нет, - беспечно произнесла Рыба. - А можно я тоже так попробую?
И не дожидаясь ответа, она побежала к дереву, на котором восседал Херман, и стала карабкаться вверх по ступенькам.
- Куда ты? Стой! Куда ты, сумасшедшая! Остановись! - орала ей вдогонку Ольга. - Упадешь! Свалишься! Разобьешься!
Тут с вершины дерева раздался голос Хермана:
- Ты лучше бы над своей Дианкой квакала! Уже воспитала ее дурой и истеричкой. А других людей лучше не порть!
- А! Сукин сын, ты мне рот не затыкай. Выродок цыганский! Сиди и кукуй там у себя на ветке!
Херман недолго думая передразнил ее:
- Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!