Путь Дзэн

слова, в том смысле, что ее нельзя зафиксировать, схватить. Форма — это майя, когда ум пытается постичь ее и подчинить себе, заключить в твердые категории

мысли, т.е. обозначить именами (нама) и словами. Ибо это как раз те самые

существительные и глаголы, с помощью которых конструируются абстрактные и

понятийные категории Вещей и событий.

Чтобы выполнить свое назначение, имена и термины должны по необходимости, как

всякая единица измерения, быть определенными и постоянными. Но они так хорошо

— в ограниченном смысле — справляются со своей задачей, что человек

подвергается постоянному искушению смешать эти измерения с измеряемым миром, отождествлять деньги с богатством, зафиксированную конвенцию с изменяющейся

реальностью. Однако в той мере, в какой он отождествляет себя и свою жизнь с

этими косными и пустыми трафаретами-определениями, он обрекает себя на

постоянное разочарование того, кто пытается набрать воду решетом. Поэтому

индийская философия неустанно напоминает, как глупо охотиться за вещами, требовать постоянства от отдельных

77

существ или явлений — во всем этом она видит лишь ослепленность призраками, завороженность абстрактными мерками ума (манас).

Майя, таким образом, приравнивается к понятию намарупа, с “именем-и-формой”,— стремлением разума уловить текучие формы природы в ячейках фиксированной

классификации. Но стоит понять, что в конечном счете форма — пуста, — в том

смысле, что она неуловима и неизмерима — мир форм становится уже не майей, а

Брахманом. Формальный мир становится реальным в тот самый миг, когда его

перестают удерживать, когда перестают сопротивляться его изменчивой текучести.

Ибо именно преходящесть мира и является знаком его божественности, его

истинного тождества с неделимой и неизмеримой бесконечностью Брахмана.

Таким образом, индуистско-буддийская философия, настаивающая на изменчивости

мира, вовсе не то пессимистическое и нигилистическое учение, какое обычно

видят в ней западные критики. Преходящесть представляется гнетущей только уму, который упорно стремится к обладанию, но в уме, отпущенном на волю, плывущем

вместе с потоком перемен, ставшей, по образному выражению Дзэн-буддизма, мячиком в пене горного потока, ощущение преходящести или пустоты порождает

чувство восторга. Может быть, поэтому и на Востоке, и на Западе тема бренности

часто вдохновляла наиболее глубокую и трогатель ____________ От того нее корня, что майя; от него же происходит англ.

“mensuration” (измерение) (лат. mensura), “mental” (лат. mens) (ментальный), “dimension” (пространственное измерение)и сам человек (“man”) “мера всех

вещей”. Ср. также лат. mensis и англ. month (месяц) 78

ную поэзию, и даже там, где сам поэт больше всего страдает от нее, величие

перемен проступает во всем блеске:

Завтра, завтра, завтра.

А дни ползут, и вот уже в книге жизни

Читаем мы последний слог и видим,

Что все вчера лишь озаряли путь

К могиле пыльной. Догорай, огарок!

Жизнь — это только тень, комедиант,

Паясничавший полчаса на сцене

И тут же позабытый; это сказка, Которую пересказал дурак: В ней много слов и страсти,

Нет лишь смысла.