К XVII столетию японская литература довела эту «бессловесную» поэзию до совершенства в хайку, — стихотворении, состоящем всего из 17 слогов, которое как бы оставляет тему, едва успев ее коснуться. Читателю не-японцу хайку часто кажется лишь началом стихотворения, или даже его заглавием, и никакой перевод не в силах передать впечатления, производимого его звучанием и ритмом. Как правило, перевод передает только образ — но и это немало. Встречаются, конечно, и напыщенные хайку, подобные японским картинам на дешевых лаковых подносах, изготовленных на экспорт. Хорошее же хайку — и об этом должен помнить слушатель не-японец — подобно камешку, брошенному в заводь ума слушателя: оно вызывает ассоциации в зависимости от богатства его собственной памяти. Хайку приглашает слушателя к соучастию и к сотворчеству, а не ошеломляет его, вызывая восхищение красующимся поэтом.
Развитие хайку было в основном заслугой Басё (1643–1694), чье чувство Дзэн испытывало потребность выразиться в поэзии совершенно в духе у-ши — «ничего особенного». «Написать хайку — говорил он — может только пятилетний ребенок». И стихам Басё присуща та же вдохновенная объективность, что и удивлению, выраженному ребенком. Они возвращают нас к тому чувству мира, которое рождалось в нас, когда мир впервые вставал перед нашим изумленным взором:
Кими хи такеЕки моно мизеру Юкимароге!Ты зажигаешь огонь.Что я тебе покажу!Огромный ком снега!..[84].Басё писал свои хайку самым простым разговорным языком, и поэтому, естественно, избегал изысканных и сугубо ученых выражений. Он создал стиль, позволивший обыкновенным людям стать поэтами. Его современник Банкей то же сделал по отношению к Дзэн, ибо, как сказано в одном из стихотворений дока Иккю:
Все, что противоречит Уму и воле обыкновенных людей, Нарушает человеческие законы И Закон Будды. [17].Это высказывание в духе Нань Цзюаня, который говорил: «Ум обыкновенного человека и есть Дао». Здесь слово «обыкновенный» скорее обозначает «чисто человеческий», чем просто «вульгарный». Именно поэтому семнадцатый век явился свидетелем популярности атмосферы Дзэн в Японии, охватившей всех, начиная от монахов и самураев и кончая крестьянами и ремесленниками.
Подлинное настроение хайку «выдает себя» в одном стихотворении Басё, которое, однако, говорит чуть-чуть больше, чем положено истинному хайку:
Как благороден тотКто не скажет при блеске молнии«Вот она — наша жизнь!». [105].Ибо хайку видит жизнь в ее «таковости», без пояснений, — мировосприятие, которое по-японски называется соно-мама — «так как есть», или «просто так».
Сорняки на рисовом поле —Вырваны и брошены лежать просто так —Удобрение!В Дзэн человек не обладает иным умом, кроме того, каким он сейчас знает и видит — и это почти выражено в хайку Гочики:
Долгая ночь.Звук воды говоритО чем я думаю.Или с еще большей непосредственностью:
Звезды в пруду.Снова зимний ливеньподнял рябь на воде.В стихах хайку и вака, может быть, яснее, чем в живописи, выступает тонкое различие между четырьмя типами настроения: саби, ваби, аваре юген. Тихое и трепетное одиночество саби ясно выражено в стихотворении:
На голой веткеУселся ворон.Осенний вечер. [105]Менее очевидно, и потому более глубоко оно в таком хайку:
Вечерний ветерок,Укутывает водой Ноги цапли.Или:
В темном лесуУпала с дерева ягода — Всплеск воды.Саби — это одиночество в буддийском смысле слова как непривязанность и способность видеть, что все происходит «само собой», в чудесной спонтанности. С этим настроением связано чувство глубокого, бесконечного покоя, которое вызывает, например, длительный снегопад, мягко окутывающий все звуки, слой за слоем.
Падает снег.Непостижимое, беспредельное Одиночество.Ваби, неожиданное узнавание все той же «таковости» в самых обыденных явлениях, и особенно в момент, когда честолюбивые надежды вдруг заволокло мраком неизвестности. Оно выражается так:
Калитка в кустарнике. И вместо замка — Улитка.Дятел долбитВсе в том же месте. День на исходе.Пусто зимой,По кадке с водоюХодят воробьи.