Читаем Путь Гегеля к «Науке логики» (Формирование принципов системности и историзма) полностью

Особенность данного шага системного движения Гегель раскрывает на примере анализа сознания. Здесь выхождение в бесконечное иное – констатация того, что сознание соотносится с миром материальных предметов. «Возвращение к себе» – новое переключение на сознание, на его идеальную предметность, но при условии, что предметный мир продолжает фигурировать в качестве самостоятельной реальности. Фактически Гегель коррелирует с этим шагом позицию философского дуализма в понимании сознания, например дуализма кантовского или фихтевского 43; с одной стороны, исследуется сознание, когда оно уже оттолкнулось от предметности и перешло к миру явлений, но, с другой стороны, предметный мир «оставлен» в его реальности. Устремившись к исследованию сознания, постулируя через понятие явления как исходной клеточки анализа его соотношение с собой, открывая бесконечность имманентной сферы сознания, философ естественным образом выйдет затем к идее самосознания. Для Гегеля такого рода философский дуализм – обозначение более общей, по-своему неизбежной стадии научного анализа, которую, однако, было бы ошибочно понимать как окончательную даже для исследования бытийственных отношений. Но суть ее следует четко осмыслить, ибо только тогда можно столь же сознательно совершить следующий шаг в системном рассмотрении. Он анализируется под категориальной формой «бытие-для-одного» (Sein-für-Eines).

Внимание исследователя должно быть снова сосредоточено на том моменте, что изучаемое им бытие не является особым классом внешних предметов, что внешняя предметность снята в бытийственном срезе. Однако должен появиться новый момент по сравнению с прежним движением: теперь иначе устанавливается отношение к границе. Если раньше две сферы – исследуемое «тут-бытие» и его иное (например, мир сознания и мир предметов, микромир и макромир и т.д.) – могли соотноситься как различным образом наличные, «тут-бытийствующие» предметные сферы, то теперь надо сознательно уходить от подобного типа сопоставления. Уход поначалу связан с некоторыми неизбежными ограниченностями исследовательской позиции. Граница пока что предстает как постулированная исследователем, и она выступает как «бытие-для-одного». Бытийственную сферу еще надо будет представить как нечто «одно», которое еще только будет распадаться на «свои» единицы и на «свои» множества, нетождественные физическим предметным единицам и реально наблюдаемым предметным множествам. Однако поскольку между двумя мирами – внешним предметным миром и миром особых «предметностей», изучаемых какой-либо наукой, – все-таки должно устанавливаться сложное соответствие, то отсылки от одного мира к другому (здесь – при условии постулирования снятости первого мира во втором и в то же время самостоятельного существования второго) постоянно имеются в виду. А тут уже есть и первый ход к выявлению однородности изучаемого бытия. Оно теперь может и должно быть представлено как «одно», как «для себя сущее», как такое идеальное бытие, которое только в самом себе заключает свою границу.

Поскольку гегелевский анализ и на данной стадии заключает в себе историко-философскую линию, кратко упомянем о ней, тем более что благодаря этому абстрактные характеристики получают свою конкретность. Системному движению мысли здесь соответствует развитие истории философии, причем на тех ее этапах, когда бытие уже характеризуется чисто абстрактно, когда в нем снимаются определенности, но когда еще недостаточно осознано, что бытие есть идеальное. Главное, не осуществляется движение к развертыванию характеристик бытия как идеального. Таковы, по Гегелю, бытие у элеатов и субстанция как бытие у Спинозы. Лейбницевский идеализм рассматривается как дальнейшее движение в сторону абстрактности в понимании бытия. Однако в адрес лейбницевской концепции монад высказывается такой упрек: движение, которое делает монады идеальными, совершается вне их. А тем самым проясняется задача, ставимая Гегелем перед последующей стадией системного движения: необходимо дать органично, естественно возникнуть «многому» как «положенному» системным движением самой науки, поскольку она анализирует бытийственные характеристики. Это движение логически обрисовывается под формой категориальной сферы «Одно и многое», составляющей особый подраздел «Для-себя-бытия».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги