Путь гейши

— Зачем ему это?

— У него нет доказательств измены, ваше величество. Сёгун старается их получить.

— Ты, наверное, меня ненавидишь, — горько сказала она. И ощутила, как мужчина замер от изумления.

— За что я должен вас ненавидеть?

В горле поселился горький ком, не дававший ни нормально вдохнуть, ни сказать слово. Начинать этот разговор, признавать вслух свою вину было страшно. Страшно до нервной дрожи, до почти невыносимого желания уйти, сбежать, исчезнуть…

— Это я виновата, что тебя арестовали, — еле слышно выдавила девушка. — Это мой виим… и я не ушла тогда.

Она зажмурилась, ожидая, что Акио подтвердит это обвинение и оттолкнет ее. Признавая его право так поступить.

Но он усмехнулся и поцеловал девушку в макушку.

— Я виноват не меньше. Стоило избавиться от проклятого самханского золота. Я же знал, что Ясуката ищет повод.

— Тогда почему… почему ты говорил, что хочешь разорвать нашу помолвку?

Акио тяжело выдохнул прямо ей на ухо:

— Ты императрица.

— А ты даймё!

— По традиции императрица берет консортом одного из младших сыновей любой соседней правящей семьи. — Он зарылся лицом в ее волосы и сдавленно произнес: — Прости, я не знал. Когда выкупил тебя… и потом. Я сейчас отпущу. Еще минуту…

Споря с его словами, его ладонь скользнула по спине вниз, опустилась на талию, притискивая Мию к горячему мужскому телу. И губы прижались к чувствительному местечку за ухом, где под кожей билась жилка.

— Так ты меня все еще любишь? — жалобно спросила девушка.

— Люблю! — простонал он, покрывая поцелуями ее шею. — Мое сокровище… моя Мия…

— И я люблю тебя, — тихо сказала Мия. — Ты — самый лучший. Я не хочу принадлежать никому, кроме тебя! Мне противна мысль о прикосновениях другого. Хочу быть твоей, рожать тебе детей, видеть, что ты счастлив! Не прогоняй меня. Пожалуйста!

Акио потрясенно выдохнул и стиснул девушку так, что у нее затрещали ребра.

— Ваше величество…

— Не называй меня так! Я хочу знать, что ты — главный, хочу тебе подчиняться. Хочу быть с тобой, а ты не сможешь иначе. И я не хочу иначе. Мне нравится быть твоей Мией, а не госпожой.

— Ты понимаешь, о чем говоришь сейчас?

— Понимаю. — Она провела кончиками пальцев вдоль его скулы. Поцеловала совсем легко, в щеку. В голове было странно пусто, а сердце рвалось на части от нежности, любви и страха потерять его. — Я не справлюсь одна, мой господин. Меня никогда не учили править, в отличие от вас. Не отдавай меня чужестранцу!

В глазах Акио вспыхнуло синее пламя.

— Не отдам, — хрипло пообещал он. — Никому!

Их губы встретились, и Мия ощутила, как ее затягивает в какой-то темный водоворот. Огненная волна прокатилась по телу, выжигая все мысли. Она обняла мужчину так отчаянно, словно погибала и он был единственной надеждой на спасение. Укусила его, почти всерьез, пытаясь оставить свою метку. Впилась пальцами, силясь удержать — мое, мой, не отпущу!

Страсть на краю бездны, любовь перед лицом почти неизбежной потери. Не осталось нежности, только животный инстинкт, желание доказать — себе? миру? — что жизнь сильнее смерти. И исступленные поцелуи были полны горечи и безумного страха утраты.

Руки до синяков сжимали ее тело, но Мия всхлипывала не от боли, а от внезапно проснувшегося острого голода. Сейчас ей хотелось грубости, звериной, жесткой случки, хотелось ощутить его на себе и внутри как можно полнее. Словно смешанная с наслаждением боль могла доказать, что все это происходит по-настоящему.

Пальцы резко вошли в ее тело, и она вскрикнула, широко раскрыла глаза и подалась вперед, насаживаясь на них.

— Да! Возьми меня! Сделай своей!

Подчиняясь его желанию, Мия перевернулась. Ощутила ладонями прогретый камень. Грубые волокна циновки впились в колени. Все это было таким реальным, настоящим, реальней самой реальности.

Жесткие ладони, охватившие ее бедра. Сладкое и чуть тянущее чувство наполненности, резкие толчки и крик, эхом повисший под сводом заброшенного храма…

Акио входил в нее глубоко, резко. И дергал за намотанные на руку волосы, вызывая легкую боль и сладостное чувство беспомощности. При каждом его погружении Мия вскрикивала и всхлипывала, умоляя не останавливаться.

Случка. Грубая и жадная. Движения, которые вышибают из тела все мысли, кроме животной жажды спариться, слиться. Удовольствие, за которым скрывается страх потери.

Он склонился, нависая над девушкой. До боли сжал грудь, резко ущипнул за сосок. Мия содрогнулась от сладостного спазма, царапнула пол и застонала в голос.

Тело скрутило звериное, острое, почти болезненное наслаждение. Акио навалился, вдалбливаясь в нее, потом судорожно выдохнул и замер.

Несколько мгновений в храме стояла оглушительная тишина. Единственным звуком, который слышала Мия, был стук ее сердца.

Нет, ужас перед будущим никуда не делся. Его не прогнало лихорадочное соитие. Страх навсегда порвать ту тонкую ниточку, что связывала их, стремление впечатать себя в другого, оставить метку — на душе, на теле — никуда не делись. Недосказанность, обреченность повисли в воздухе, застыли на языке горькой ноткой.