Путь гения. Становление личности и мировоззрения Карла Маркса

Споры, которые вел Маркс со своими оппонентами, действительно довольно часто получали сильную эмоциональную окраску. Для Маркса – прирожденного политика и революционера – общественная наука была областью, где столкновения мнений выступали как столкновения различных социально-классовых позиций, а не академически-бесстрастные и фарисейски-вежливые диспуты приват-доцентов, которые стремятся в совершенстве овладеть искусством строить хорошую мину при плохой игре.

В вопросах, касающихся принципа, суд Маркса не был снисходительным, даже если речь шла о людях, с которыми его связывали давние товарищеские отношения. Будучи сам исключительно цельной натурой, Маркс не пользовался двумя мерками для оценки чужих поступков: одной – в «человеческом» плане, а другой – в научном, «деловом». Человек, который «оступался» в вопросах научной теории либо революционной практики, тем самым в глазах Маркса совершал и нравственный проступок, терял его уважение не только как мыслитель или революционный деятель, но и как личность.

Нечестность кого-либо в личных отношениях служила Марксу веским основанием для того, чтобы не доверять такому человеку также в научном и политическом отношении.

Древняя максима: «Платон мне друг, но истина дороже» – нашла свое полное воплощение в отношениях Маркса с его приятелями. Измену истине он не прощал никому. Расхождения в научных вопросах вели у него в конце концов к разрыву приятельских отношений, а затем и к острой полемической борьбе.

Так было с Б. Бауэром, А. Рутенбергом, А. Руге, П. Прудоном, М. Бакуниным, М. Гессом, В. Вейтлингом, Г. Гервегом.

Молодой Маркс шел вперед в своем духовном развитии так быстро, что его вчерашние единомышленники сегодня оказывались уже позади. Но не этот факт сам по себе вызывал его полемический гнев: он отнюдь не был человеком, который кичится своими знаниями и способностями, он всегда мог понять и извинить невежество незнания, но никогда не прощал самодовольной и воинствующей амбиции ученых невежд, претендующих на то, чтобы поучать и вести за собой других. В таком случае невежество переставало быть личным недостатком и представляло опасность социальную. Для его разоблачения Маркс не жалел никаких усилий.

Он обладал почти безошибочной интуицией в оценке того или иного лица. Он отчетливо видел не только социальную позицию, которую это лицо занимает в данный момент, но предвидел, куда эта позиция заведет человека в будущем. Его критические выпады могли показаться поначалу незаслуженными, но проходило время, и оказывалось, что Маркс был прав.

«Террорист» мысли Бруно Бауэр сделался впоследствии сотрудником реакционной «Крестовой газеты», Адольф Рутенберг, начавший свою карьеру как политический мученик, докатился до редактора «Прусского государственного вестника», Арнольд Руге, который в начале сороковых годов на страницах своих изданий бил в колокол политической борьбы, стал к концу жизни сторонником Бисмарка.

Что касается Вейтлинга и Прудона, то, по верному замечанию Меринга, на их долю выпала одинаковая слава и одинаково печальный рок. В начале их деятельности Маркс, больше чем кто-либо, осыпал их похвалами, видел в их лице пробуждающееся самосознание рабочего класса. Но Вейтлинг так и не мог переступить ограниченного кругозора немецкого ремесленника, а Прудон – кругозора французского мелкого буржуа. Волна исторического развития отнесла их на мель, и они разошлись с Марксом, который блестяще завершил то, с чего они начали.

Маркс, однако, и после разрыва с Вейтлингом продолжал оказывать ему денежную помощь, хотя сам находился в очень стесненных условиях. Гесс писал в связи с этим: «Как я и ожидал от тебя, ты, несмотря на столкновения с Вейтлингом, не закрываешь перед ним кошелька, пока у тебя есть в нем что-нибудь».

Однажды Марксу показалось, что интуиция ему изменила: недоверие, которое у него вызывал Михаил Бакунин, не подтверждалось фактами революционной деятельности. Маркс тотчас же раскаялся в недружественной акции, которую он предпринял против Бакунина, будучи редактором «Новой Рейнской газеты». Маркс помирился с Бакуниным и «ломал копья в его защиту».

Прошли годы, и раскольничья позиция, занятая Бакуниным в Интернационале, показала, что интуиция не обманывала Маркса.

Маркс как-то заметил: «Я вступаю в дружбу лишь с очень немногими, но зато дорожу ею». Настоящих, верных друзей у него действительно было немного. Но зато какие это были кристально чистые и бесконечно преданные делу пролетариата люди! Вильгельм Вольф, Иосиф Вейдемейер, Вильгельм Либкнехт, Георг Веерт.

Маркс потому умел так сильно ненавидеть, что был способен на самые глубокие чувства любви и дружбы. Два человека играли в его жизни совершенно исключительную роль: любовь Женни и дружба Энгельса были для Маркса самым счастливым подарком судьбы.