Маркс не сомневается, что «история принесет с собой это коммунистическое действие», но он не тешит себя иллюзиями, которые были столь свойственны утопистам, что упразднение частной собственности произойдет быстро и безболезненно. Историческое чутье безошибочно подсказывает ему, что это будет «весьма трудный и длительный процесс».
Частная собственность не возникла сразу, по мановению волшебной палочки, она прошла многовековой путь развития, принимая различные формы. Ее прогрессирующее развитие еще не закончилось. Она приняла теперь форму промышленного капитала, и в этом виде ей еще предстоит разрастаться, пока она не проникнет во все поры общества и не подчинит их себе, пока она не станет «всемирно-исторической силой в своей наиболее всеобщей форме».
В этом развитом виде, полная жизни, частная собственность порождает свою смерть, свою противоположность – угнетенный, отчужденный труд промышленных рабочих.
С этого момента она движется к своему упразднению, но путь к смерти для нее аналогичен пути к зрелости: он выступает в различных формах, стадиях, ступенях становления коммунизма.
В своей первой форме коммунизм, как показывает Маркс, имея в виду, очевидно, первые опыты создания общин (коммун) бедняков в Америке и в Англии, выступает в качестве уравнительного. Протест против варварства частной собственности этот коммунизм выражает варварскими средствами. Он настолько еще находится «под впечатлением» частной собственности с порожденным ею неравенством, что хочет уравнять и нивелировать всех (вплоть до общности жен!). Он стремится уничтожить все то, что отличает одного человека от другого, чем не могут обладать все.
Поэтому грубый казарменный коммунизм абстрагируется от таланта, от личности человека, он жаждет не упразднить отчужденный труд рабочего, а всех превратить в рабочих.
Такой коммунизм, «отрицающий» повсюду личность человека, является вместе с тем отрицанием «всего мира культуры и цивилизации». Его идеал – неестественная простота бедного человека, не имеющего потребностей. Этот идеал свидетельствует о «простоте», которая не только не возвысилась над уровнем частной собственности, но даже и не доросла до нее.
Противоположность труда и капитала при такого рода коммунизме не упраздняется. Труд (в своей самой элементарной форме) выступает как предназначение каждого, а капитал – как «всеобщий капитал», как «сила всего общества».
Маркс заклеймил этот «грубый коммунизм» как проявление «гнусности частной собственности». Нетрудно понять, что и по сей день эта критика отнюдь не потеряла своей теоретической и практической значимости, что она помогает бороться против опошления и дискредитации великих идей коммунизма любителями ультрареволюционной демагогии и казарменных методов осчастливливания человечества.
Вторая форма, о которой говорит Маркс, – это коммунизм, еще не потерявший своего политического характера. Он не «постиг еще человеческой природы потребности», все еще находится в плену у частной собственности и заражен ею.
Наконец, третья форма предполагает «положительное» упразднение частной собственности, как подлинное снятие отчуждения во всех его формах – на основе сохранения и развития всего богатства человеческой культуры и цивилизации. Такой коммунизм равен завершенному гуманизму, он есть «
Все движение истории есть действительный акт порождения этого коммунизма. Разрешение этой задачи «отнюдь не является задачей только познания, а представляет собой
Пройдет год, и Маркс сформулирует эту мысль в своем знаменитом афоризме:
«Философы лишь различным образом
Пройдет полтора-два десятилетия, и Маркс в своих экономических работах со всей глубиной и обстоятельностью разовьет те идеи, которые он высказал в «Экономическо-философских рукописях 1844 года».
Это идеи о противоположности труда и капитала, о рабочем как товаре, о товарном фетишизме, о превращении рабочего в живую машину, в часть частичной машины. Это идеи об отчуждении человеческой личности в мире товарных отношений, где предприниматель выступает как олицетворенный капитал, а пролетарий – как олицетворенная рабочая сила.
Вместо философского понятия «отчуждение» Маркс все чаще будет употреблять четкие и однозначные категории экономической науки. Но это скорее вопрос терминологии, а не принципа.
«Экономическо-философские рукописи 1844 года» – гениальный набросок нового мировоззрения, набросок программы, разработка которой станет делом всей последующей жизни Карла Маркса.
У этой работы Маркса особая судьба. Мир узнал о ней почти через девяносто лет после ее создания и почти через пятьдесят лет после смерти автора.