Император щелкнул пальцами и рядом с ним появился столик. Коньяк «Золотой аист» дополняли мясная нарезка, лимончик, нашинкованный на блюдце и тонкие ломтики сыра. Мгновением спустя появился стул, в который я тут же рухнул. Сказывались усталость и ранение.
Плеснув коньяка в хрустальные рюмки, император поинтересовался:
— Ты откуда?
— Из совка, — ухмыльнулся я и, не дожидаясь приглашения, опустошил рюмку.
— А конкретнее? — плеснул он вторую порцию.
— Украина. Юг. Николаевская область. Дальше все равно не знаешь.
— Точно. Я и область эту не знаю. Я из Ленинграда.
— Нет такого города, — промычал я, пережевывая сочное мясо. Не знаю, как они его готовят, но вкус божественный.
— Тоже просрали? — аж привстал повелитель. — Кому?
— Не парься. Переименовали. Санкт-Петербург.
— Петра вспомнили, — хмыкнул император и опрокинул рюмки. — Все возвращается на круги своя.
— Может, объяснишь, что вообще происходит? — И сыр у них необычный. Как на рекламных щитах фаст-фудов красивый и вкусный. А запах…
— Ну, давай знакомиться, — император встал, вытер руку об мантию и протянул мне. — Федор.
Я расхохотался так громко, что мои подружки нервно дернулись и обратили взгляды на нас. При этом их изящные ладони опустились на рукояти покоящихся в ножнах мечей.
— Ты собак своих на цепи держи, — посоветовал император.
— Сам разберусь. Сооруди поесть.
— Чего изволите? Хрюшку молочную, устриц в вине али молочка птичьего.
— Да не мне, — отмахнулся я. — Я не переборчив. Девчонок накорми.
— Это запросто.
Передо мной в воздухе завис большой поднос заполненный едой. Содержимое вызвало у меня неудержимый рвотный рефлекс.
— Все нормально, — расхохотался в свою очередь император. — Они это любят.
— Точно? — отстранив от себя блюдо, я осмотрел его содержимое. Оно не только странно пахло, но и странно двигалось.
— Иди, корми скот.
— Зачем ты так? Они же люди.
— Да брось ты. Ну, какие они люди. Наемники без дома, совести, чести и правил. Они признают только силу. А ты говоришь люди.
Поставив поднос между девушками, я осторожно погладил их по голове и отступил на шаг.
— Отвернись, — посоветовал император. — Не порть свою иллюзию. Девочки предпочитают два блюда. Первое — свежая кровь поверженных врагов. У каждой в поясной сумке даже чарка особая есть. Ритуальная. Только для того, чтобы забрать силу и дух поверженного врага.
— А второе? — поинтересовался я, начиная догадываться.
— Мясо с гнильцой и червячками, — протянул мне полную до краев рюмку император. — Пей, только не блевони, не порть атмосферу праздника.
— Ну и кто ты? — поинтересовался я, отдышавшись и сглотнув подобравшийся к горлу комок.
— Федор Михайлович…
— Достоевский? — хихикнул я.
— Достали! И ты туда же. Нет, не Достоевский, а Петриченко.
— Тоже хорошо, — опрокинул я очередную рюмку. — И как тебя сюда занесло?
— Закусывай, а то развезет, — пододвинул мне собутыльник мясо. — Не часто мне удается с земелей поболтать. На кой ты мне потом никакой нужен. Ну да ладно, За державу! За Совок! — Звякнул хрусталь. Император расчесал пятерней седые пряди. — Знаю, что тебя разрывает от вопросов… Да и сам поболтать не прочь. Куришь?
— Иногда. Когда выпью.
— Ну, раз иногда, значит всегда, — он выудил из-под мантии пачку сигарет и протянул мне. — Угощайся шурави.
— Афган? — поинтересовался я, затянувшись горьким дымом.
— Он самый, будь он неладен, — сплюнул император. — Июнь восьмидесятого. Ад у Санги Дуздан под Файзабадом. До гроба помнить тот день буду. Радует только то, что оставшиеся в живых духи, его тоже не забудут. Ох, и врезали мы им тогда, Димыч! Знал бы как врезали. Горы пылали огнем и молили Аллаха о пощаде. Жизнь человеческая ничего не стоила. Ни наша, ни их. Шаг за шагом мы двигались вперед, удобряя землю кровью… Сколько пацанов головы сложило… Сколько грузов двести потом домой ушло… Сколько слез матерински… Эх! Да что уж теперь! Я тогда уже майором был… Десантура. Профи. Не первая война для меня. И черный континент был и другие места разные…
— Про это уже говорят в открытую, — промычал я, пережевывая кусок мяса. — Нет больше секретов.
— Привычка, — криво ухмыльнулся император. — Как забухаем было с офицерами, наутро просыпаешься и первая мысль — а не сболтнул ли чего лишнего? Вдруг особисту кто стуканет. И ходим поутру косые от похмелья и подозрительных взглядов друг на друга.
— Так что ты говорил про эту, как его Джедая с Фазабатом.
— Санги Дуздан под Файзабадом. Гора воров — по ихнему. Как головка сыра вся в дырах, ходах, лазах и туннелях. Духи там нехилую базу устроили. Нам полкаш говорил, что даже сам Македонский не смог эту гору взять. О!
— А при Македонском что уже душманы были? — поинтересовался я, чувствуя, что конкретно пьянею. Накопившаяся усталость плюс коньяк все больше и больше тянут к земле.
— Димыч, ты быстро пьянеешь. И глупеешь. Хотя и так дальше некуда.
— Ага, дурак-дурак, а баб твоих увел.
— Подавись. Дальше рассказывать?
— Извини, устал просто.