Горыныч вообще влетел тогда в трансцендентный поток: к репетициям при свечах, а-ля «дорзовским» концертам, «Идее Общей Судьбы», своим сюрреалистическим стихам, общению с Охлобыстиным, уже почти написавшим сценарии «Злодейка, или Крик дельфина» и «Дом Солнца», добавились съемки в фантастической комедии Сергея Ломкина «Роковые яйца» по мотивам одноименной повести Михаила Булгакова. Там, собственно, были не только «яйца», но и Воланд, Кот Бегемот, Гелла, идиот Мефодий, гэпэушники, санитары, психбольница и прочие реплики из нескольких произведений Михаила Афанасьевича – все то, что органично дополняло гариковский экспрессионизм. Сам он сыграл в «Роковых яйцах» душевного сторожа Панкрата при профессоре Персикове – открывателе уникального красного луча, размножающего и укрупняющего любые живые организмы. Сукачеву повезло. В большинстве мизансцен его партнерами были «друг Саня Марин» и сам Олег Янковский, игравший профессора. Наиболее смачный эпизод получился в середине картины. Сидя за столом, эта троица отмечала успешный эксперимент Персикова. «Выпьешь?» – предложил сторожу Янковский-профессор. «Не-е, завязал», – отказался Гарик-Панкрат. После чего с кайфующей улыбкой затянул: «Черный ворон, что ж ты вьешься…». Здесь Сукачев как бы пошел с народной простотой поперек булгаковской мистики и абсурдизма. Также получилось у него с сайд-проектом «Боцман и Бродяга», созревшим на пике развития «Неприкасаемых».
В этот момент от Гарика в очередной раз откололся Паша Кузин, вернувшийся в «Браво». На его место пришел хорошо известный в столичной музыкальной среде Александр Косорунин – экс-барабанщик «Рондо», «Мегаполиса», «Лиги Блюза». При такой замене «Неприкасаемые» еще сохраняли статус «супергруппы». Но тут решил возобновить свой собственный проект и Серега Воронов. Вместо него позвали совсем не звездного, а только появившегося в Москве и познакомившегося с Сукачевым выпускника томского музучилища Дмитрия «Митю» Варшавчика. Ну, и Крупский (как в случае с сольником в «Манхэттен-Экспресс») все чаще поступал непредсказуемо. «Толик периодически «задвигал» наши концерты. Он на них просто не приходил. По разным причинам. Подробности давай опустим». Получалось, что «химия» тех, непроизвольно возникших «Неприкасаемых», постепенно улетучивалась. И Горыныча вдруг повело от «Дороги под землю» к стилизованному «городскому романсу», цыганщине, кумирам юности: Высоцкому, Утесову и добавившемуся к их песням наследию Алеши Димитриевича, которое Игорь открыл для себя уже в 1990-х. Здесь его союзником оказался Александр Скляр, так же увлекшийся творчеством парижского цыгана сербского происхождения.
«Мы играли такие вещи сугубо в своем дружеском кругу, когда все выпивали. Рушан брал баян, я и Саня – гитары и начинали орать Высоцкого, уличные песни, лагерные, цыганские. Каким-то образом нас услышал Юсуп Бахшиев, открывший тогда клуб «Московский» на углу Тверской и Камергерского, где прежде было кафе «Московское». Он предложил нам выступить у него с такой программой, но мы были уверены, что она никого не заинтересует. Тем не менее согласились на пять концертов».
По словам Скляра, «до выступления в «Московском» аналогичную программу они уже играли на фестивале ассоциации молодых кинематографистов», где поздравляли своего «общего друга Охлобыстина». Возможно, там их Бахшиев (сам являющийся актером, режиссером, кинопродюсером) и услышал. Однако официальной премьерой проекта под названием «Боцман и Бродяга» стали все-таки концерты в «Московском», один из которых «впрямую» (!) по телеканалу РТР транслировала «Программа «А».
«Это был короткий братский проект. Я сразу Скляру сказал: если сыграть все в две гитары – будет звучать довольно глупо, поскольку мы с тобой не великие гитаристы. Получится какое-то КСП, которое я с детства терпеть не могу. Все эти напевы под два аккорда про погоду, промокшие свитера, костры, рюкзаки, палатки… Понятно было, что нужно собрать музыкантов. А кроме моих ребят из группы я тогда не знал никого, кто способен сыграть не по-бардовски того же Высоцкого, Димитриевича, Утесова, наши собственные, стилистически похожие песни. Наверное, после нас и другие научились. Но в тот момент я мог опереться только на «Неприкасаемых».