Вернувшись в Москву, «Неприкасаемые» завершили свой новый альбом «Барышня и дракон», на обложке которого появилась надпись: «Светлой памяти Анатолия Ермолина посвящается эта работа». Акустическую пластинку, наполненную цыганским колоритом и городскими серенадами, делали с цимбалами, кларнетом, флейтой, мандулой и скрипками, на одной из которых играл Феликс Лахути. Диск открывался странной 11-минутной сказочной композицией, которую Гарик «писал около года, бросал, снова к ней возвращался, и вообще сначала это была проза». А далее шла сукачевская интерпретация старой народной итальянской песни «Белла чао!», прославленной бойцами Сопротивления во время Второй мировой войны. Тема моментально пополнила копилку хитов Горыныча, предназначенных для «хорового» исполнения с публикой. Альбом вообще получился задушевным (под каждую песню хотелось выпить), со своей «цыганочкой» («Что за жизнь…») и россыпью колоритных персонажей – помимо барышни, итальянской красавицы и дракона в нем фигурировали Тома, Ритка Дорофеева, влюбленный моряк, услужливый продавец и другие. К большой презентации альбома 10 мая 1999 года в столичном ГЦКЗ «Россия» Гарик придумал еще одну приманку: «Неприкасаемые», усиленные струнно-духовым квартетом, были переименованы в оркестр «Кампанелла каменной звезды». Столь замысловатое название Сукачев считал «случайно возникшим в его сознании музыкальным термином, никак не относящимся к знаменитому итальянскому утописту Томмазо Кампанелле и слову «компания». Хотя мне казалось, что совсем без Томмазо не обошлось, ведь его главный трактат «Город Солнца» ценили те самые хиппи, о которых Игорь так хотел тогда снять свой «Дом Солнца», да все не складывалось.
Майский перформанс в «России» Горыныч воспринимал как премьеру «для тех, кому тридцать, сорок или близко к этому». Первую часть программы он пропел, сидя на высоком стуле в центре сцены. В данных интерьерах это было вполне логично, поскольку многочисленная твердолобая охрана все равно не позволяла устроить во вверенном ей статусном концертном зале «Горбушку» или клуб «Не бей копытом». При малейшей попытке приподняться из мягких кресел зрителей жестко осаживали и грозили вывести вон. Гарик-то на сцене постепенно все же распрыгался, «Кампанелла каменной звезды» добавила к цыганщине электричества, а вот публике оставалось лишь хлопать в ладоши и подавать реплики с мест. Рок-н-ролльной демократичности явно недоставало. Тем удивительнее было возвращение Сукачева на ту же площадку в середине октября аж с тремя показами «нового, оригинального, потрясающего шоу „Людоед пойман“». Ни людоеда, ни свежих песен в репертуаре группы с весны не прибавилось, но Игорь Иваныч умеет, если надо, разнообразно и самозабвенно подавать уже обкатанный материал как новый, так что действо получилось эффектное, к тому же с провокационной и аскетичной сценографией. Как раз под церберскую «Россию». Кирпичная стена в глубине сцены. По краям крупные черно-белые щиты с обрывками газетных статей на криминальную тематику: сколько убийств произошло за неделю в городе, изнасилований, краж, грабежей и т. п. Музыкантов и аудиторию разделяла большая, металлическая, подвешенная на цепях решетка. В этом ограниченном пространстве несвободы, по сути – в клетке, метался и кричал страстный Сукачев. На песне «Телефонные парни» он полез по решетке вверх. А дальше шоу начало «светлеть». Во всяком случае, клетка распалась. Но Гарик пребывал в той же экзальтации и достиг апофеоза к теме «Эрегированный», где «шутил» так, словно изгонял из себя бесов. Народ же, как и в мае, был «примят» охраной. В конце концов Горыныч на это отреагировал: «Да… странное место, странный зал. Кажется, вот-вот появится кто-то в строгом костюме и объявит: «А теперь слово предоставляется товарищу…». Все солидарно посмеялись…
Между майским и октябрьскими «российскими» шоу «Кампанеллы…» в июле 1999-го в рамках Московского кинофестиваля прошла премьера «криминальной комедии» Василия Пичула «Небо в алмазах». В абсурдистско-китчевой картине, где главного героя – писателя с пистолетом по имени Антон Чехов играл Николай Фоменко, Гарику досталась роль Коперника. В основной своей сцене он убеждал Чехова встретиться с Альфредом Нобелем и подарить ему свою книжку, обязательно с дарственной надписью. Короче, очередной известный режиссер поместил актера Сукачева в привычную для него «систему координат»: стеб, сюр, «гон». Но Гарик желал тогда и драматической реализации. Ее он нашел в военной тематике.
Двадцать седьмая серия
«Праздник» почти до драки