Путь Грифона

Вышел к пересечению Белинской улицы с улицей Александровской, которая тоже уже несколько лет как была переименована в улицу Герценовскую. О чём он не знал. Повернув налево, спустя несколько минут оказался у храма Александра Невского, рядом с бывшим исправительным арестантским отделением номер два. Соседство арестантских рот обусловило городское название церкви как «арестантской». В пятнадцатом году здесь венчался его друг Анатолий Пепеляев под слаженное пение знаменитого хора из числа осуждённых, которые под присмотром надзирателя располагались на балконе внутри помещения.

Двери храма были заперты на огромный амбарный замок. Трудно было понять, действует ли церковь или уже закрыта и передана в руки «освобождённого народа» как почти все церкви в стране. Всегда с параллельным изъятием церковных ценностей и с обычным разграблением. Перешёл бывшую Спасскую улицу, с недавнего времени ставшею улицей Советской. В бывшем доме губернатора теперь тоже находилось какое-то учреждение с вывеской. Складывалось впечатление, что во всех более или менее приличных зданиях Томска расположились конторы непонятного назначения.

Прошёл вдоль здания, обогнул его. Бросил взгляд на балкончик. Во время своего посещения Томска будущий император Николай II, говорят, именно отсюда любовался Троицким кафедральным собором. Некрашеные с дореволюционных времён стены храма точно просвечивали сквозь мутную и шуршащую завесу мороси. Величественная громада здания если и не казалась зловещей, то уже напрочь потеряла признаки светлого единения земли и небес. Было видно, что собор обречён на разрушение. Вероятно, русские люди больше не желали прислушиваться к небу. И само небо, не слыша звона колоколов, точно стало выше и дальше. Ещё и наслало эту морось, чтобы не видеть корчи и мучения, на которые сами себя обрекали неразумные земные жители. Суровцеву опять вспомнился Анатоль. Вспомнились морозные рождественские кадетские каникулы и тот день, когда у этих стен, под звон колоколов, при ярком январском солнце он встретился со своим другом в толпе верующих, выходивших из храма. А рядом были тётушки. Его милые, трогательные тётушки, которых больше нет и никогда уже не будет.

Не понял, как оказался в центре просыпающегося города. Со стены здания, в котором размещался когда-то синематограф «Иллюзион», а позже театр для избранной публики «Интимный», на Суровцева с огромного плаката смотрел красноармеец. Одну руку красный воин высоко поднял над головой, другую, большую и мозолистую, протягивал навстречу прохожим. На шапке изображённого военного была пятиконечная звезда с плугом и большим молотом в центре. «Граждане, сдавайте оружие!» – гласила надпись на плакате. Со всех сторон, снизу и с боков, к красноармейцу тянулись худосочные руки граждан с револьверами и пистолетами, с саблями и штыками. Несмотря на очевидный талант, художник был далёк от воинской службы и военного дела. И если красный солдат был нарисован реалистично и рельефно, вероятно с натуры, то изображённое огнестрельное и холодное оружие граждан скорее напоминало пистолетики и сабельки из кадетских и гимназических тетрадок.

Перевёл взгляд на красивое, знакомое с детства, четырёхэтажное здание магазина купца Голованова и вздрогнул от неожиданности. На стене из красного кирпича красовалось писанное на скорую руку название: «Переулок имени товарища И. Нахановича». Переулок, прежде называемый Ямским, стал переулком Нахановича. Сергею Георгиевичу сделалось чуть ли не дурно. Он с ненавистью смотрел на табличку. Точно она была в чём-то виновата.

Впервые об этом человеке он узнал от организаторов томского восстания против советской власти в мае 1918 года. Исай Наханович был председателем первого томского ревтрибунала. В сознании Мирка-Суровцева никак не укладывался смысл такого переименования. То, что в Томске площадь Ново-Соборная стала площадью Революции, ещё можно было понять…

Но почему переулок Нахановича? Даже гибель этого человека несла на себе печать вопиющего ничтожества и бессмысленности. После неудачного белогвардейского восстания весной 1918 года представители советской томской власти не успели даже перевести дух. Томское восстание офицеров провалилось, но уже двадцать восьмого мая восстал Чехословацкий корпус. Вся Транссибирская магистраль оказалась в руках чехов, и единственный выход на неё из Томска, станция Тайга, был в руках контрреволюционеров. Был воскресный день.

Большевистское начальство спешно погрузилось на два парохода и покинуло Томск. На что они рассчитывали, понять сложно. Скорее всего, просто бежали куда глаза глядят. Потому что уже и по рекам можно было доплыть только до тех крупных городов, в которых тоже была свергнута советская власть.