Я вспомнил свое видение и вздрогнул, но тут же отогнал этот бред — вот они: цветущий и добрый Влару, веселый и полный жизни Паркара, крепкий как дуб Брисот и рациональный уравновешенный Караэло. Даже сама мысль о смерти этих людей казалась сейчас глупой и это парадоксально — ведь нам самим приходилось видеть смерть своих врагов, они тоже были живы и веселы. Но таков человек — он ни о чем прежде времени не думает. И в этом его счастье.
— Здесь так тихо, — упорствовал Влару, — никто не мешает вести беседу.
— Кроме ворон.
— Да, кроме ворон.
— Итак, какова же тема нашего застолья?
— Может быть, мыши? — улыбнулся Паркара, — они здесь так и шныряют.
— Ждут крошки от нашего пикника.
— Прожорливые твари! Но разве эта достойная тема для нашего собрания?
— Но не о воронах же!
— Надо, чтобы каждый рассказал по какой-либо истории, — предложил Брисот.
Нам понравилась его идея. И за лучшую историю было обещано шоколодное пироженое из запасов сэллы Марчи.
— Кстати, насчет мышей, — сказал Караэло, — мне тут шепнули, что на днях, во дворце, у двух высокопоставленных особ произошел некий казус, связанный с мышью. В эту историю оказался замешан один симпатичный молодой кэлл, состоящий, кажется, на службе у принца Орантона. Вам что-нибудь известно об этом, Паркара?
Паркара густо покраснел: то ли от смущения (что вряд ли), то ли от удовольствия (что более вероятно). Наш весельчак любил быть в центре внимания.
— Дворцовые сплетники, все, как всегда переврали! Хотите узнать, что произошло на самом деле?
— О, разумеется! — дружно поддержали мы его.
И чрезвычайно польщенный Паркара начал свой рассказ.
Глава 13 Пять рассказов
— На меня недавно обратила внимание одна милая женщина, что неудивительно — вам ведь хорошо известно, что я пользуюсь успехом у дам. Так вот эта дама, как водится, по досадному стечению обстоятельств оказалась замужем.
Не обращая внимания на наши смешки, он продолжил:
— Так вот, она поставила меня в караул, точнее не она, а капитан королевской стражи. Надеюсь, вы помните о нашей привелегии проводить с десяток дней в году в дворцовых караулах. Мне назначили место возле покоев…этой доброй женщины.
Так вот, заступил я в караул, все как полагается. Фрейлины! Ой! Дамы оказывают мне знаки внимания, но я как кремень, и глазом не моргну, несу службу. Тут все стихло, все поисчезали куда-то, дверь в комнату перед покоями кто-то запирает снаружи, а оттуда показывается соблазнительная ножка в спущенном чулке. Ну не мог я проигнорировать такое настойчивое приглашение! Так вот, захожу я в покои, а там-мне на шею бросается весьма разгоряченная дама. Она и кусает меня, и царапает, и целует — в общем, все как полагается на первом романтическом свидании.
Паркара обвел нас торжествующим взглядом. Мы расхохотались.
— Все — очень невинно!
— Позвольте спросить, милый Паркара, — вкрадчиво произнес Караэло, — и чем вы занимались с этой дикой кошечкой?
— Она попросила меня спеть ей что-нибудь, — не моргнув глазом, заявил Паркара.
— Спеть?!
— Да.
— И что? Вы ей спели?
— Непременно! Не мог же я отказать даме в такой пустяковой просьбе.
Мы все дружно переглянулись: всем было хорошо известно, что Паркара обожает петь после любовых утех. Однажды Влару делил с ним квартиру — и всякий раз, как Паркару покидала некая дама под вуалью, он сотрясал много чего повидавшие стены дома шумной серенадой.
— Но поет в нашей компании обычно Влару, — заметил Караэло.
— Извини брат, что тебя не было с нами двумя в тот момент, хотя твое пристусвтие превратило бы невинное сидание уже в оргию. Как говорится — третий лишний. Пришлось мне самому с песнями отдуваться.
Пытаясь скрыть ухмылку, Брисот спросил:
— И как, ей понравилось?
— Она была в восторге и требовала еще. Но всему, как водится, помешал супруг. Не успел я застегнуть все пуговицы на камзоле, как в покои врывается фрейлина и истерически кричит, что вышеобозначенный супруг направляется прямиком к нам, чтобы испортить удовольствие от…музыки.
— От музыки?! — насмешливо переспросил Караэло.
— Да, от музыки, — настойчиво подтвердил Паркара. — Так вот, выйти я из покоев уже не успел, послышалсиь шаги.
'Все, — думаю, — пропал'. И тут раздаются истошные крики моей покровительницы.
Признаюсь, она несколько напугала ими меня.
Она громко визжит и кричит: 'Мышь, мышь!'
Трудно себе представить, что столько шума может быть от одной женщины. Еще более удивляет ее резвость — подобрав свой роскошный пеньюар, она запрыгивает на высокий комод.
Входит в покои супруг. Весь такой надутый и недовольный, ну, вам знаком этот вид…обманутого мужа. Видит, что жена его стоит на комоде, задрав юбки и на ней лица нет.
Я же, смекнув, что к чему, делаю вид, что пребываю в поисках той мыши: заглядываю под шкаф, под пуфики, под кровать, размахиваю там мечом.
— А что ко…супруг? — спросил я.
— Он делается сконфуженным, снимает жену с комода, кладет на кровать, дает ей нюхательные соли и направляется ко мне со словами благодарности, как к избавителю от мышиного плена.