Путь искупления

Тогда почему же этот голос взывал откуда-то совсем издалека? Еле слышно шептал на подъездной дорожке, тонул в яростном шуме ее собственной крови в ушах… Она была на крыльце дома Спиви, но это с равным успехом могло происходить возле карьера или церкви, или на заднем сиденье отцовской машины, когда парень провел ей пальцем по руке, словно придавая храбрости поднять взгляд или сказать что-нибудь про то, что он сделал. Элизабет все это чувствовала, пыталась загнать поглубже, перенаправить. Никто не должен пострадать; никто не должен умереть.

Но, черт побери, она чувствовала это!

Это чувство побудило ее войти в дверь без стука – через кухню прямо в гостиную. Пистолет оставался в кобуре, но рукоятка успела нагреться в руке. Элизабет увидела жену и детей на заднем дворе – что хорошо, поскольку в ее планах было лишь заставить этого человека говорить. Бросила взгляд влево – увидела обеденный стол, фотографии в рамках, клюшки для гольфа в углу. Нормальность этой картины не дала угаснуть огню возмущения. Может убийца убивать, а потом спокойно играть в гольф?

Ответ она ощутила кожей – опять услышала эхо того опасливого голоса, но тут же отключилась от него. Когда Элизабет, бесшумно переставляя ноги по пышному ковру, свернула в коридор в глубине дома, спереди донесся какой-то шум. Она нашла его за столом, усыпанным бумагами, – расплывшегося, рыхлого мужчину с карандашом в одной руке и пальцами другой на старомодном калькуляторе, который трещал и пощелкивал. Зрелище было настолько заурядным, что Элизабет вновь на миг осознала опасность того, что делает. Но когда он поднял взгляд, то у него оказались те же самые глаза и губы, те же самые руки, что так быстро и ловко обращались с сосновыми иголками, пуговицами и трещащей по швам тканью.

– Привет, Харрисон.

Заметив пистолет, он первым делом бросил взгляд за окно, на своих детей.

– Элизабет? Что ты тут делаешь?

Она шагнула в комнату, наблюдая за его лицом и глазами, его руками на письменном столе. За спиной у него на стене висело с две дюжины фотографий: Харрисон на церемониях закладки всяких зданий, с золотой лопатой в руке, Харрисон с группой каких-то женщин, он же с мужчинами в деловых костюмах… Все довольные и счастливые, все радостно улыбаются.

– Где она?

– Кто?

– Не делай из меня дуру, Харрисон!

– Я не понимаю, что происходит, Лиз. – Он развел руками. – Не знаю, зачем ты заявилась сюда с пистолетом, и совершенно не представляю, о чем ты говоришь. Пожалуйста, не трогай моих детей.

Элизабет подступила ближе – эмоции налетели, словно ветер, когда она вспомнила, как ускользнула из дому, чтобы раздвинуть ноги в подпольном абортарии в трейлерном парке и позволить извращенцу, называющему себя врачом, засунуть холодную сталь ей в матку. Вот что сделал ей Харрисон Спиви! Вот что она знала о детях!

– Где она?

– Ты все время повторяешь «она», но я не понимаю, о ком ты.

– Я представила вас тогда друг другу на тротуаре. Ченнинг Шоур. Я познакомила вас, и теперь она пропала.

– Что? Кто?

– Они и Эллисон Уилсон нашли тоже. Под церковью. Убитую.

– Да какое, во имя Господа, это ко мне-то имеет отношение? – Вид у него был искренне ошарашенный, но психопаты такое умеют. Притворяться. Уводить в сторону. Целую жизнь могут построить на лжи, держит которую лишь некий темный, невидимый остальным центр.

Элизабет хотела увидеть этот центр.

– Короче, вот как мы сейчас поступим. По-тихому выходим. Твои во дворе, они нас даже не увидят. Найдем какое-нибудь спокойное местечко, только мы вдвоем, и кое-что обсудим. На что это обсуждение будет похоже, зависит только от тебя.

– Не собираюсь я никуда идти!

– Встать!

– А может, мы все-таки поступим по-другому. – Он откинулся в кресле, и эта спокойная сила удивила ее. Спиви словно бы вдруг принял окончательное решение, не выказывая и следа того страха, который она наблюдала в те редкие минуты, когда являлась к нему в офис или якобы случайно сталкивалась с ним на улице. – Ты ведь и впрямь совсем меня не знаешь, Лиз? Не знаешь, что я сделал в своей жизни? Как пытался загладить вину?

Он мотнул головой на стену у себя за спиной.

– Видишь хотя бы то, что сейчас прямо у тебя перед носом?

Элизабет скользнула взглядом по фотографиям, только теперь понимая, насколько при кажущейся разнице они все похожи, подмечая упущенные детали.

– Шесть клиник. В шести разных городах. Десять лет работы. Пятьдесят центов с каждого заработанного доллара, и это только начало.

Элизабет смотрела на фото строек и готовых зданий, на Харрисона с его золотой лопатой и улыбающихся женщин. Ее уверенность явно поколебалась.

– А это…

– Клиники для женщин, подвергнувшихся насилию. – Он закончил мысль, когда она не договорила. – Избитых жен. Проституток. Жертв изнасилований. Я не знаю, почему ты считаешь, что я похитил эту девушку, но я даю слово, что не делал этого. У меня жена и дочери. Они – это вся моя жизнь, Лиз. Я и твою сделал бы другой, если б мог. Я бы все вернул обратно.

Убежденность Элизабет окончательно сломалась; ничего подобного она никак не ожидала.

– Раз уж об этом зашла речь…