Путь искупления

– Чарли сказал мне, что ты спасла ему жизнь, что он умер бы, если б не ты! Спасибо тебе, спасибо за жизнь моего любимого мужа!

Она наконец отступила, а Элизабет подумала: интересно, зачем он ей соврал? У них с Кэрол такая любовь – может, он так поступил, чтобы каким-то боком и Элизабет этой любви досталось? Она не знала и, глядя на широкое сияющее лицо Кэрол, подумала: ну и плевать. Прошлое осталось в прошлом, а ей надо двигаться дальше.

– Ты должна знать, – произнесла Элизабет, – что Чарли готов ради тебя на всё. – Она неотрывно смотрела Кэрол прямо в глаза. – Абсолютно на всё. Вот как он тебя любит.

Кэрол расцвела еще пуще, и это был последний подарок Элизабет – не прощение, а молчание, шанс на то, что после ее ухода останется хоть что-то хорошее.

– Пока, Чарли. – Она спустилась с крыльца, оставив там обоих. – Сочувствую насчет инвалидного кресла.

– Лиз…

– Берегите друг друга.

– Лиз, подожди!

Но она не стала ждать. Просто ушла и бросила на них последний взгляд уже из кабины пикапа. Бекетт совершенно неподвижно застыл в своем кресле, сложив руки на одеяле, а его жена, наклонившись к нему вплотную, целовала его в щеку. Как бы Эдриен распорядился тем, что она только что выяснила про предательство Бекетта и первородный грех Кэрол?

До недавних пор казалось, будто Эдриен изо всех старается сдержать обеими руками несущийся на него быстрый поток; но эти последние недели в нем ощущалось какое-то тихое спокойствие, стремление наконец-то убрать руки и позволить жизни прорваться дальше, без помех омывая его со всех сторон. Как и ее саму сейчас, его больше интересовало будущее, чем прошлое, больше заботила надежда, чем гнев.

Элизабет решила, что Чарли ничего не грозит.

Завела мотор, вырулила на дорогу. Вскоре пикап уже катил мимо заброшенных фабрик, а потом по длинному спуску в дрянной части города. Проехав вдоль ручья, Элизабет обнаружила дом Гидеона столь же заброшенным и полуразваленным, как и тот, что она недавно оставила возле заколоченной церкви. На дверном косяке трепыхался официальный бланк – уведомление о просрочке закладной; но похоже, банк не проявлял к этому дому особого интереса. Дверь стояла открытой. На порог намело опавшие листья. Элизабет довольно долго просидела на крыльце, переживая за мальчика. Без нее этот дом был всем, что у него осталось, – угрюмый маленький дом и угрюмый маленький человек, его отец.

После этого, свернув на разбитую дорогу, Элизабет направилась к четвертому месту в своем списке и нашла Фэрклота на передней террасе его старинного домины, знававшего лучшие времена. Адвокат был закутан в одеяла и находился под присмотром круглолицей сиделки с явно солнечным характером.

– Вы к мистеру Джонсу? Просто чудесно! – Метнувшись навстречу, она встретила Элизабет на верхней ступеньке. – Его так мало кто навещает!

Элизабет подошла вслед за ней к Фэрклоту. Рот и левый глаз старого адвоката были заметно перекошены. Под правой рукой у него стоял небольшой переносной столик с ручкой, большим блокнотом и стаканом «Олд фэшн» с торчащей из него соломинкой – изогнутой, влажной и столь же красной, как прильнувшая ко дну вишенка.

– Он не может говорить, – шепнула сиделка, – но с головой у него в порядке.

Элизабет присела рядом и внимательно оглядела старика. Тот похудел и еще больше состарился, но глаза по-прежнему оставались ясными. Когда он начал писать, рука заметно подрагивала.

«Так рад».

– Я тоже рада, Фэрклот. Так рада вас видеть!

«Но опасно», – дописал он.

Она взяла его скрюченную левую руку, зажала в ладонях.

– Я соблюдаю осторожность. Честное слово. Наш общий друг тоже в порядке. Он далеко и в полной безопасности. И Ченнинг с нами.

Фэрклот стал мерно раскачиваться. Морщинки на его лице заполнились ярко блеснувшими слезами.

«Дари любовь», – написал он.

– Вот потому-то я и здесь. Для вас у нас тоже есть комната. У нас полно пространства и времени, и денег на сиделок. Поехали со мной!

Его голова двинулась, словно он пытался помотать ею.

– Вы нас нисколько не стесните. Мы несколько месяцев только об этом и говорим.

Фэрклот опустил взгляд на блокнот. Рука его двинулась.

«Жил здесь. И умру здесь».

– Но зачем же оставаться одному?

Он опять стал писать.

«Симпатичная сестричка. Мягкие руки».

Подняв взгляд от блокнота, Элизабет увидела лукавую улыбку у него на лице.

«Бельведерчику?» – дописал он.

– Фэрклот…

– Сейчас принесу, – встрепенулась медсестра. – Он просит меня все время в этот час дня. Но я не большая любительница ни алкоголя, ни нахальных мужчин.

«Прикол», – черкнул в блокноте Фэрклот. Сиделка чмокнула его в лоб, а потом ушла в дом, чтобы приготовить выпивку для Элизабет. Когда она удалилась, он написал: «Гидеон?»

– Частично я здесь как раз по этой причине.

Он нацарапал адрес, а потом приписал: «Приемные».

– Поняла, приемные родители.

«Ничего хорошего». Его глаза потухли.

Элизабет опять сжала его руку.

– Я обязательно его найду. Я все сделаю как надо.

Вернулась сиделка, вручила Элизабет стакан.

– Я собираюсь готовить ужин. Посидите с ним немножко?

– Как раз для этого и приехала.