Путь истинной любви (ЛП)

– Оставь меня в покое, – говорю я, закрывая лицо руками.

– Не в этот раз, Пенелопа, – отвечает мама. Нежный звук ее голоса ласково звенит где-то

внутри меня, но когда она убирает волосы с моего лица, я уворачиваюсь от ее руки.

Пытаясь слиться с кроватью, я крепко держусь руками за фиолетовую простынь и плотно

сжимаю глаза, чтобы не заплакать. Воздух мучительно давит своим весом. Как бы я

сильно не хотела маму рядом с собой, но звук ее шагов по ковру сильно отдается в моей

тяжелой голове.

Неделю назад мне исполнилось четырнадцать, а я так и не задула свечи на торте.

– По крайней мере, прими душ и спускайся ко мне. Мы можем весь день провести сидя у

телевизора, но ты не можешь больше оставаться в этой комнате.

Уткнувшись лицом в матрац, я подтягиваю свои ноги под живот и сворачиваюсь в

комочек. Каждый волосок на моей голове болит, и я еле дышу.

– Ты не понимаешь, – кричу я в ответ. Горячие слезы проникают в мягкий хлопок подо

мной. – Никто не понимает!

Вместо того, что бы уйти из комнаты, как она обычно делает когда я ору, мама дергает за

концы штанин моей пижамы и за кофту пижамы. Мама пытается снова дотронуться до

моего лица, но я быстро и болезненно перекатываюсь на другую сторону.

– Я встану попозже, – лгу я. – Дай мне еще поспать.

– Нет, ты достаточно спала.

Мама обхватывает толстыми пальцами мои запястья и тянет меня вверх. Темнота, которая

уютно обустроилась внутри моего тела и души, шипит и рычит, отдавая болью в

конечностях, и выталкивает воздух из легких, который выходит из моего рта как

пронзительный визг. Я пытаюсь вырвать руку из крепкой хватки, но она еще крепче

сжимает ее.

– Больно же, – кричу я, пытаясь дотянуться до деревянной спинки кровати в изголовье,

прежде чем она окончательно поднимает меня. – Хватит.

– Скажи, где больно, – вопрошает леди, которая носила меня в своем животе девять

месяцев, и слезы катятся с ее круглого лица. Она не прекращает попытки стащить меня с

единственной вещи в этом доме, от которой мне комфортно.

Мои ноги достигают ковра, и пальцы соскальзывают со спинки кровати. Я впиваюсь

ногтями в руку матери, когда полностью съезжаю с матраца. Кричу до той поры, пока вся

комната не начинает трястись, и страх того, что нужно ее покинуть, разрывает мне сердце.

– Да везде! – кричу я. – Мне везде больно.

Я падаю на попу и использую вес своего тела, чтобы задержаться на полу, крича и

брыкаясь, не желая идти куда-либо. Бессилие тянет мою голову назад, и я пытаюсь

укусить маму за пальцы, пока она тащит меня по полу за шиворот пижамы.

– Пожалуйста, мама, пожалуйста. Ты не знаешь как мне ужасно, – говорю я, давясь

словами, давясь этой жизнью.

Она не отвечает, пытаясь поднять меня в коридоре, где я плотно упираюсь в стены,

сшибая школьные фотографии в рамках, свадебные снимки и деревянное распятие. Мои

грязные волосы прилипли как попало к мокрому от слез лицу, а подушечки пальцев болят

от ударов по стенным карнизам. Грубое хлопковое волокно врезается в мое горло и меня

вталкивают в ванну. Вода в душе уже бежит и небольшое пространство ванной комнаты

все в пару.

– Успокойся, Пенелопа, – нежно шепчет мама, подпирая меня сзади и подталкивая к

раковине. Она обнимает меня, прижимаясь телом, крепко удерживая, чтобы я не

развалилась на куски.

Я трясу головой вперед-назад, плотно сжав зубы, всей душой ненавидя каждое ее

прикосновение, хотя они помогают немного облегчить боль.

– Я не могу дышать, – говорю я, втягивая воздух, который никак не может пробиться в

мои легкие через рот.

Мои губы дрожат. Подушечки пальцев онемели. Перед глазами плавают пятна.

– Я умираю, – говорю я, чувствуя, как сильно бьется сердце, будто сейчас взорвется и

выпрыгнет из груди.

– Да нет же, малышка, – уверяет она, добираясь до задней части пижамы и кладя ладонь

на голое тело. Она растирает спину руками, нашептывая мне в ухо, как сильно она меня

любит. – Я бы никогда не позволила тебе умереть.

Мама помогает мне подняться в ванную и лезет туда же за мной, не снимая одежды.

Заботливо прижимает меня к своей мягкой груди, отодвигая мои мокрые волосы с лица и

шеи. Мои рыдания успокаиваются и превращаются в икоту и дрожащие вздохи, а теплая

вода понемногу «размораживает» пальцы ног и рук. Пока мы сидим под проливным

душем, моя мамуля снова и снова говорит мне, что все будет хорошо.

– Так будет не всегда, Пен.

Я ей не верю.

***

Защищенная парой солнцезащитных очков с зелеными стеклами, с волосами влажными у

корней и почти сухими на кончиках, и желудком, болящим, от принятой пищи впервые за

несколько дней, я жду. Мы с мамой простояли под бегущей водой, пока не замерзли, а

когда вышли из ванной, она не позволила мне вернуться в комнату. Отрезанная от одного

безопасного места, я жду другого, который скоро вернется домой со школы.