Путь истины. Дмитрий Донской

– Какой же ты рыцарь?! Где твоя честь? Ты не мой сын… Твоя мать, потаскуха, пока я кровь проливал на войне, спала со всеми подряд! Ты не достоин жизни. Я убью тебя!

Он с мечом в руках бросился на сына. Франсуа же опустился перед отцом на колени, смиренно преклонив голову.

– Встань и прими свою смерть достойно как мужчина! – ревел граф де Монфор, потрясая своим мечом.

Тем временем, на крики сбежались гости и оттащили разъярённого отца от коленопреклонённого сына.

С тех пор Франсуа мечтал только об одном – поскорее покинуть отчий дом. Когда годичный срок, о котором говорил настоятель монастыря, истёк, он отправился в аббатство Сен-Дени. Уже за полночь Франсуа постучал в монастырские ворота и ждал, когда откроется окошечко в двери. Но никто не появлялся. Он стукнул ещё раз. Царила мёртвая тишина. Ни шагов, ни голосов… Вдруг издалека донёсся колокольный звон. Франсуа вспомнил комету, что явилась на небе давеча, – ту, которая по поверьям несла на своём хвосте несчастья, – потом вскочил на коня и поскакал в город…

На улицах повсюду полыхали костры, и было светло словно днём. По мостовым среди грязных вонючих канав бегали крысы. Но людей нигде не было видно.

– Все в Нотр-Даме, – догадался тогда Франсуа. Народ действительно толпился на площади перед собором, – эти люди не вместились в храм и стояли с поникшими головами в ожидании своей очереди на причащение; слышались женские всхлипывания и рыдания. Из глубин собора доносились духовные песнопения. Не смолкал колокольный звон.

Франсуа подумал: «Самое худшее свершилось! Моровая язва пришла в Париж. Настало время покаяния и молитвы!». Он спешился и попытался пробиться сквозь толпу в собор, но люди на сей раз не желали расступаться перед дворянином. Тогда он оседлал коня и поскакал к дому графа де Монфора. «Отец, верно, и не заметил моего отсутствия», – думал блудный сын. Случайно или нет, Франсуа свернул на ту дорогу, где жила прекрасная дама, которой он посвящал свои стихи. Теперь какие-то люди выносили из дворца герцога де Бурбона сундуки и вещи.

– Что вы творите?! – наскочил на них юноша. – Как вы можете совершать худое дело в такую ночь?! Немедленно верните всё и покайтесь. Господь милостив…

– Парень, шёл бы ты отсель по добру по здорову, – мрачно отозвался один из грабителей, коренастый широкоплечий мужчина, – в руке у него блеснул длинный кухонный нож.

– Что ты, Пьер?! У него ещё молоко на губах не обсохло! – остановил его другой грабитель. Тогда они вдвоём набросились на Франсуа и стащили его с коня. Последнее, что увидел юноша перед тем, как потерять сознание, был широкий кулак коренастого грабителя…

На рассвете Франсуа пришёл в себя; над черепичными кровлями парижских домов поднималось солнце. Он встал на ноги: голова шла кругом, – с трудом вспомнил события минувшей ночи и огляделся по сторонам, нигде не найдя своего жеребца. Издали всё ещё доносился колокольный звон.

– Луиза! – воскликнул юноша и бросился во дворец герцога де Бурбона. Его никто не останавливал. Ни стражи, ни слуг, – он шёл по пустым залам дворца, пока не оказался в будуаре. На кровати за балдахином лежала его возлюбленная.

– Луиза, – позвал Франсуа, но та не отвечала. – Простите за вторжение! Я просто хотел убедиться, что с вами…

Юноша нерешительно шагнул вперёд и сквозь полупрозрачные занавески полога увидел её прекрасное лицо, голубые глаза, чудесные золотистые локоны. Наконец, он собрался с духом и отодвинул балдахин в сторону:

– Я давно хотел сказать, что люблю вас…

Стеклянные неподвижные глаза Луизы, печать смертного ужаса на лице её заставили его вздрогнуть. Он отшатнулся от мёртвого тела своей возлюбленной и поскользнулся в луже крови.

Франсуа вскричал, будто раненый зверь, и выбежал из дворца. Страх переполнял душу юноши, и теперь ему хотелось лишь одного – поскорее оказаться дома. Путь его пролегал через торговую площадь. Крики и проклятья оглашали всю округу:

– Смерть отравителям! Они распяли Христа и мечтают погубить всех христиан. Смерть отравителям-евреям…

Посреди площади народ толпился вокруг огромных разожжённых костров, куда подбрасывали хворост и ветки. Языки пламени трепетали на ветру, расплываясь в густом дыму. По мостовой волокли в кровь избитого человека, в котором не без труда прохожие узнавали известного парижского еврея-ростовщика Захарию бен Давида. Тот человек, будучи ослаблен болезнью, даже не пытался вырваться из рук своих мучителей. Несчастного иудея бросили в костёр, и пламя поглотило его…

За первым, приговорённым толпою, на аутодафе последовали другие, – их тащили за волосы, избивали и, не внимая мольбам о пощаде, предавали огненной смерти… Горящие люди выскакивали из пламени и были побиваемы камнями.

– Чем провинились эти люди? – вопрошал бледный Франсуа, не желая верить в происходящее.

– Это они принесли чуму в наши дома, – кричал народ, кидая камни. – Евреи жаждут погибели христиан. Их смерть избавит нас от страданий!

– Нельзя же без суда казнить… – обмолвился юноша.