Путь истины. Дмитрий Донской

– Да, кто ты такой? Заступник нашёлся! А, может, ты еврей? Ребята, хватайте его! – одиночный голос в толпе утонул в воплях новой жертвы, которую охватило пламя.

Перепуганный Франсуа бежал с площади и беспрестанно шептал слова молитвы: «Господи, прости им, ибо не ведают, что творят!» Иногда ему на глаза попадались неподвижные окровавленные тела людей и бродячих собак, лежащие на мостовой…

Во дворе дома графа де Монфора стояла огромная в рост человека чёрная птица с длинным клювом41. «Боже мой! Это сон… Это просто сон… кошмарный сон!», – подумал юноша и зацепился за эту мысль как за спасательный круг. Луч надежды блеснул в его глазах: «Да, мне нужно проснуться. И тогда всё вернётся на свои места. Чума. Мёртвая Луиза. Костры. Люди в огне. Ничего этого нет, и никогда не было!» Франсуа зажмурился, ущипнул себя за руку, открыл глаза, но всё осталось, как и было. Вскоре он понял, что перед ним обыкновенный человек, – в плаще и маске, как на маскараде в Венеции.

– Кто вы такой? – бросился Франсуа к незнакомцу, который оттолкнул его от себя длинной тростью. Вдруг из-под маски раздался дикий вопль, и человек в плаще кинулся наутёк…

Франсуа вбежал в зал, где еще накануне вечером пировал его отец. Каменный пол был залит красным вином. «А что если это кровь?» – с испугом подумал юноша. Отца он нашёл в спальне лежащим в постели, но увидел на шее у него чёрные бубоны и отшатнулся в сторону.

– Что, доктор убежал? – через силу улыбнулся граф де Монфор. – Сын, не приближайся ко мне. Видишь, я умираю…

– Не говори так, отец, – сказал юноша со слезами на глазах.

– Франсуа, помолись обо мне Богу… – слабым голосом проговорил граф де Монфор. – Я виноват перед тобой. Это я убедил настоятеля не принимать тебя в послушники…

– Ты?! – воскликнул юноша. – Но… почему?

– В твои годы, – сказал граф де Монфор, – я сам мечтал о служении Господу. Я был невинен, как ты сейчас. Но отец мой желал видеть меня рыцарем в латах, а не монахом в рясе. Он взял меня с собой в поход, – тогда я впервые убил человека и с тех пор уже не могу остановиться… Не могу без войны! И тебя я хотел убить… Прости меня… за всё прости.

– Мне не за что прощать тебя, отец, – промолвил Франсуа, роняя слёзы.

– Уходи, беги, спасайся из этого зачумлённого города! – воскликнул граф де Монфор.

– Я тебя не брошу, отец, – настаивал на своем юноша.

– Ты опять меня ослушаешься? – спросил граф де Монфор, гневно сверкнув глазами.

– Да, ослушаюсь, – опустив очи долу, отвечал Франсуа.

– Спасибо тебе, – слабо улыбнулся граф де Монфор.

Франсуа не покинул отца своего и был с ним до конца… Перед смертью граф пожелал исповедаться и причаститься, – увы, никто из священников, оставшихся в живых, не откликнулся на его призыв…

В то время, когда весь цвет французского рыцарства бежал из Парижа, Франсуа остался в городе и пережил нашествие чёрной смерти. Он так и не смог посвятить себя служению Господу, и в 1355 году женился на девушке из древнего дворянского рода, – она родила ему пятерых сыновей. Четверо из них стали славными рыцарями и сложили свои головы в битвах с англичанами. Но самый младший из сыновей графа Франсуа де Монфора отроком был пострижен в ангельский образ в аббатстве Сен-Дени…

Тем временем, чума перешла Пиренеи. Общую чашу испили королева Арагона Элеонора и король Кастилии Альфонс 11. Вскоре моровая язва проникла на Британские острова, вторглась в германские земли и дошла до Польши…

1352 год.

В Любеке жил богатый купец, корабли которого бороздили всё Варяжское море, по Неве через озеро Нево и по Волхову доходили до Великого Новгорода, где был немецкий гостиный двор – двор святого Петра. На своих кораблях ганзейский купец привозил из Руси особо ценимые в Европе меха и воск42. Торговал тот купец и с меньшим братом новгородским – Плесковом (Псковом). Но на сей раз в трюмах немецких кораблей, гружённых дорогим сукном43, пришла на Русь моровая язва…

Псковичи, купившие немецкий товар высокого качества, перепродавали его на городском торгу. Зажиточные горожане, знающие толк в сукне, охотно покупали европейскую шерсть, не ведая, что приглашают в свои хоромы старуху-смерть. Домочадцы их становились первыми жертвами моровой язвы.

До Руси и прежде доходили слухи о чуме, что свирепствовала в Орде и Европе. Ныне суд настал и русской земле…

Минула седмица. В псковской земле не осталось на погостах мест для погребения мертвецов… Священники в церквах за раз отпевали по тридцать человек. А то и более! Богачи, обнаруживая на себе печать лютой болезни, составляли духовные грамоты, завещая все свои имения храмам и монастырям. (С тех пор церковь на Руси стала главным землевладельцем!)

Богачи, вспоминая перед смертью о душе, раздавали нищим щедрую милостыню, а священники, совершая таинство соборования, повторяли слова Исуса Христа: «Трудно богатому войти в Царствие Небесное! Блаженны нищие духом, ибо их есть Царствие Небесное44».