Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков

Владыку волновала судьба Церкви в СССР, под гнетом коммунистического режима, но все же главным он полагал преобразования в душах людей. Митрополит Антоний с готовностью откликался на приглашения послужить в московских храмах. Он служил в храмах святого Иоанна Воина, святителя Николая в Кузнецах, пророка Ильи в Обыденском переулке, святителя Николая в Хамовниках и других. Он переписывался с протоиереем Всеволодом Шпиллером, обсуждая вопросы «молодого епископата», церковно-приходской жизни, различия в религиозном сознании людей, недавно пришедших в храм и традиционно церковных, конфликты внутри Русской Церкви, «самостоятельности и независимости» отдельных Церквей. В «колоколенке» Николо-Кузнецкого храма отец Всеволод устраивал ему встречи с архиепископом Ермогеном (Голубевым), церковными диссидентами отцом Глебом Якуниным и отцом Николаем Эшлиманом, из бесед с которыми для владыки Антония становились более понятными проблемы русской церковной жизни. Он писал отцу Всеволоду 25 августа 1967 года: «…Мне совершенно ясно, что внутреннее церковное положение в России чрезвычайно сложно, что люди искренние, честные и до конца преданные Церкви могут расценивать его очень различно». Оба с большим вниманием относились к осмыслению существования Русской Церкви под омофором Святейшего Патриарха Алексия, вовсе не стоящей в «мертвой неподвижности», а напротив, живущей «трепещущей Духом жизнью, наполненной глубочайшим, чисто православным новым духовным религиозным опытом сегодняшнего дня» (213, с. 309–310, 330).

Владыка Антоний не просто любил Россию. Он знал и понимал ее историю, историю ее Церкви. В одной из бесед, говоря о святости, он привел такой пример из истории Советской России в начале 1920-х годов: «Святой – это человек, который открылся Богу и через которого Бог как бы действует и сияет. И я думаю, что многие святые никаких чудес не творили, но сами были чудом. Скажем, канонизация Патриарха Тихона в этом отношении характерна. Он чудес не творил, но сам был чудом. Это человек, который, оказавшись перед лицом совершенно небывалых событий, неслыханных ситуаций, сумел вглядеться в них глазами веры, с углубленностью, и прочесть в них смысл, и направить Церковь по пути истинно церковно-христианскому, евангельскому» (8, с. 368).

О внимании к текущим проблемам церковной жизни в СССР дает представление переписка митрополита Антония с протоиереем Всеволодом Шпиллером, настоятелем Николо-Кузнецкого храма в Москве. Они были близки не только духовно. Оба – дети русских эмигрантов, провели детство и молодость в Западной Европе и – главное – принадлежали к той старой русской культуре, которая выжигалась и вытаптывалась в СССР. В письме от 25 августа 1967 года владыка Антоний передает свое беспокойство в связи с тем, что «внутреннее церковное положение в России чрезвычайно сложно и что люди искренние, честные и до конца преданные Церкви могут расценивать его очень различно», особенно с учетом того, что и русская эмиграция давно разделилась на различные течения, иногда непримиримо враждебные друг к другу. Отец Всеволод отвечает 16 декабря 1967 года, что «горячо разделяет» с владыкой надежду на «победу подлинной церковности над многовековым обмирщвлением». Очень показательно, что два глубоко православных и церковных человека сходятся во мнении, что серьезной угрозой для

Церкви в России являются уже не гонения атеистического государства, а проблемы внутренние, причем эти проблемы не созданы отдельными людьми, а были порождены в ходе церковной жизни в течение веков. «Конечно, нужно ясно сознавать вред, вносимый в Церковь подменой подлинной церковности лжецерковностью», – утверждает отец Всеволод. Неправославный экклезиологический субордиционализм вносит в Церковь «казарменно-дисциплинарный» принцип подчинения, преодоление этого принципа «означает преодоление вносимой им в Церковь лжи» (208, с. 310, 322–323). Сам владыка Антоний никогда не подменял принцип порядка принципом субординации, всегда был прост и доступен.

В каждый свой приезд в Советский Союз митрополит Антоний стремился внести свой вклад в русскую церковную жизнь, но в условиях жесткого государственного контроля возможно было немногое. Он приходил по приглашениям на встречи в частных домах, а при возможности – и в духовных академиях. Его уже хорошо знали по регулярным беседам на волнах Би-Би-Си, которые перепечатывались на машинке и широко ходили по рукам в «самиздате».