Путь истребителя

— Подводить эсминец к вражескому берегу, без знания глубин смерти подобно. Лучше оставить корабль под прикрытием маленького острова и на шлюпках дойти до большого, где и произвести высадку. При приближении к берегу, за три мили, идти на веслах заглушив двигатели. Высадку нужно произвести в трёх местах. Тут, тут и тут, — указал он на моем рисунке места высадки.

— У вас есть переносные радиостанции? — спросил я Зверева.

— Две, — коротко ответил он.

— Приказ об атаке подадим ракетами. Две десантные партии идут к немецкой базе, одна штурмует залив. Нельзя оставлять немецкую базу без внимания, с этой стороны вы не правы, товарищ подполковник, — продолжил Лосев.

— Я лётчик, а не пехотинец. Вам виднее капитан, но задача по освобождению советских граждан всё равно остаётся приоритетной.

— Освободим, — уверенно кивнул Лосев.

— Японец мешать не будет? — спросил я.

— Гранатометы возьмем. У нас в арсенале их штук двадцать, хватит с лихвой.

— Какие еще гранатомёты? — удивился я.

— Вы что, товарищ подполковник? — удивился капитан: — Их уже год как на фронтах используют. «Пантеры» и «тигры» горят за милую душу. Пехота на них чуть ли не молится.

— Не слышал, как-то не до этого было, — пояснил я немного смущенно: — Кстати, что там с эскадрой Октябрьского?

— Идут на полном ходу. Ориентировочное время прибытия — пять суток, — немедленно ответил командир «Разящего".

Когда совсем стемнело, и эсминец замер на якорной цепи, десант начал грузиться в лодки. Через двадцать минут сто тридцать моряков вооруженных ручными пулеметами, автоматами, гранатомётами и винтовками скрылись в ночи.

Операция, которую американцы впоследствии назовут как «Ночной шабаш» началась.

Остров в Тихом океане. Секретная немецкая база. Карцер

Духота тропического острова практически не ощущалась в подземных казематах. Было довольно прохладно, едва слышно монотонно капала вода. Сырость и безнадежность просто пропитывали это помещение.

На базе не было офицерского карцера, только солдатский. Именно там и сидел майор Грохтердт, обвинённый в невыполнении приказа непосредственного командира и за служебное несоответствие.

Как определил трибунал, состоявший из трёх старших офицеров, больше просто не было, его вина была в том, что он отпустил угнанный самолёт, что раскрывало место базирования базы. За одно только это его арестовали сразу при посадке. Оправдание в виде того, что он мог потерять все экспериментальные машины, выслушаны не были. Ему никто не верил, что за штурвалом угнанного у союзников гидроплана мог сидеть погибший Суворов. Если сам Фюрер сказал что Суворов погиб, то так это и было. И никак иначе.

Монотонный стук капель давил на нервы, мысли метались в голове. Вздохнув, майор лег на нары, и прикрыл глаза. Он был старым битым офицером и знал, что такие происшествия с кондачка не решаются, несмотря на то, что трибунал приговорил его к расстрелу.

В это время послышался звук поворачиваемого ключа и с пронзительным скрипом дверь карцера отворилась. Почти сразу внутрь заглянул один из охранников.

— Заходи, — приказал он кому-то.

Прищурив глаза, от бившего из коридора яркого электрического света, майор смог только рассмотреть незнакомый силуэт с костылем в руке. Судя по пинку, которым наградили нового сидельца, популярностью он среди немецких солдат не пользовался.

— Ублюдки, — хоть и невнятно, но майор смог распознать язык.

— Вы русский? — спросил он по-русски, как только дверь закрылась.

Борт лидера эскадренных миноносцев «Разящий». Полночь

После организованной моряками баньки, вот ведь, везде с удобствами устроятся, я надел свою форму подполковника со всеми наградами и направился в кают-компанию. Судя по пустой палубе, шлюпки вернулись и вторая часть десанта уже ушла к острову.

Поправив мундир, я только порадовался, что он был в багаже не в потерпевшем крушение самолёте, а сопровождающем мое турне эсминце.

Лидер был довольно большой, экипаж за триста человек, так что нехватка матросов пока не сказалась. Остальные моряки несли вахту по второму варианту, то есть в полубоевой готовности. Готовые при первом же сигнале тревоги занять свои боевые места. Посты сигнальщиков были усилены. Десяток глаз наблюдали за морем.

— Самое тяжёлое в нашей службе — это ждать, — негромко сказал я, входя в кают-компанию.

Практически все офицеры, что не спали, находились здесь. Штурмана что-то высчитывали в ярко освещённом углу. Капитан «Разящего» и два командира БЧ задумчиво рассматривали мой рисунок, мысленно представляя, что сейчас делает десант.

Приметив в углу старую, можно сказать боевую гитару, я подошел и, подхватив её, сделал перебор.

Подойдя к диванчику, присел и, откинувшись на спинку, взял первые аккорды. Думаю сейчас, как нельзя вовремя спеть что-нибудь весело-боевое чтобы развеять давящую атмосферу ожидания: