Но жениха заморского мало интересовали чьи-то открытия внутренние, гораздо больше — переживания собственные. Наклонившись к уху нестарого старика, он вовсю делился с ним своими сомнениями.
— Изюминка, конешно, есть в каждой женщине, — говорил он свистящим шепотом, — только ведь одной изюминкой сыт не будешь.
За печкой что-то громыхнуло, по железу лязгнуло, и оттуда вышла Яга с огромным дымящимся казаном в ухвате.
— А вот и картошечка поспела, — сказала она, косынку поправляя и томно глядя на Гоблина.
— Настоящая женщина, — продолжила Яга игривым голосом, — в своей жизни должна сделать три вещи — разрушить дом, спилить дерево и родить дочь. Мне осталось только один пункт программы этой выполнить…
Гоблин нервно заерзал на скамье и как-то странно покосился на неё.
— Да-а, — протянул он подозрительно неопределённо, — никогда не рано поздно жениться…
Пока Яга в сказанном разобраться пыталась, Петя решил вмешаться да обстановку разрядить.
— Мужчины, — сказал он Гоблину, — всегда правы.
— Зато женщины, — добавил он, к Яге обращаясь, — никогда не ошибаются.
И сразу же спросил у женишка заморского: — И за что это Яга тебя так полюбила сильно? Расправил тот плечи, клыками заулыбался.
— Ну, как это за что?.. Она считает меня самым умным, красивым, талантливым…
Слушала его Яга да головой кивала, соглашаясь со всем.
— Ну, а ты её за что? — продолжал Петя вопрошать дальше.
— Как за что? За то, что она считает меня самым умным, красивым, талантливым…
Яга перестала кивать и с оскорблённым видом уставилась на Гоблина. Затем неожиданно подскочила к нему и изо всех сил заехала по голове огромным половником, непонятно откуда в её руках взявшимся.
Гоблин заморский от обиды весь пятнами пошёл, из-за стола выскочил.
— Эх, — сказал он, — правду говорят — с женщиной можно сражаться только при помощи шапки — хватай её и беги!
Шапки у него не было, поэтому за дверь он выскочил в чём был — босиком, так как обуви не носил тоже.
Впервые за весь день в голове Петиной смешок раздался, а затем и вовсе смех послышался. Смеялся колпак, внимательно за всем происходящим наблюдавший.
— Единственный грех, — шепнул он Пете, — который мы никогда не прощаем другому, — это расхождение во мнениях.
А старик и сам как раз об этом думал.
— Ну и хорошо, ну и ладно, — говорил он примиряющее Бабе Яге, — если бы все думали одинаково, то никто бы особенно и не думал. Зачем бы мы тогда другу дружке нужны были?
И добавил, слова колпачьи припомнив: