— Милослав! — Один из братьев решительно направился к ним, не понимая, как и остальные, что происходит. Он сильно хмурился, подходя к коленопреклоненному брату, который судорожно вцепился в безвольную руку бледной колдуньи, огромными и потемневшими от волнения глазами смотрящей на него. Обхватив руками плечи мужчины, продолжающего что-то неразборчиво говорить, видимо, слишком потрясенного случившимся, чтобы внятно и ясно объяснить свои мысли, он попытался поднять его с земли. И застыл, словно пораженный коварно брошенным со спины проклятием, впиваясь взглядом в тускло светящийся на запястье брата браслет. Угасающее сияние было теперь едва заметно в лунном свете и пламени факелов.
— Быть этого не может!!!
Глаза этого мужчины были светло-карими, с яркими вкраплениями, больше похожими на ее собственные, чем у Милослава. Он смотрел на нее, не моргая, словно отказывался поверить тому, что сам видел перед собой. Или боялся всего на секунду закрыть их, а затем открыть и уже не увидеть колдунью.
Яснина колебалась, отчаянно пытаясь найти выход из этой сложной ситуации. С одной стороны — ей больше всего хотелось в эту минуту оказаться как можно дальше от этого места или трусливо сбежать, ничего не объясняя. С другой — остаться, чтобы раз и навсегда все прояснить. Она сама хотела во всем разобраться, поэтому сейчас отступление было верхом глупости, хотя колдунья и не была уверена, что реакция ее предполагаемой семьи будет однозначной. Ведь прошло столько лет…
— Прокляните этих дураков, госпожа, — хрипло посоветовал староста, с трудом направляясь к ним, с силой опираясь на мощный посох. Видимо, ночная тревога не прошла для него даром, став тяжелым испытанием для его раненой ноги. На его лице отчетливо проступало смущение, словно ему было крайне неловко за поведение своих взрослых сыновей. И Яснина могла его понять — братья собой закрывали обзор всем любопытным, которые вытягивали шеи, чтобы рассмотреть, что же там происходит, поэтому со стороны казалось, что они сражены ею. Жуткое чудовище, все еще лежащее бездыханным на пыльной земле, медленно опустошающее деревню, было мгновенно забыто…
— Я не уверен, отец, что она станет это делать, — весело произнес хрипловатый, бархатистый голос, заставивший ее торопливо перевести взгляд на высокого и худого мужчину, одетого в одни подвернутые до колен кожаные брюки, который неслышно подошел к ним, останавливаясь почему-то рядом с ней. Темно-русые, прямые длинные пряди падали ему на лицо. Широкие шрамы пересекали сильно загорелую грудь и уходили на правую руку, словно большой волк изо всех сил рванул мощной лапой его плоть, впиваясь в нее острыми, как бритва, когтями. Лишь на мгновение приятное и волевое лицо исказилось от охватившего его волнения, а карие глаза смятенно впились в нее долгим и испытующим взглядом. Затем он хмыкнул, медленно поворачиваясь обратно, чтобы продолжить, — она еще недостаточно хорошо знает своих собственных братьев, чтобы насылать на нас проклятия. Вот когда узнает получше…
Староста застыл на том месте, куда только что шагнул, стремительно бледнея. Его и без того худое лицо еще сильнее осунулось, а черты словно заострились. Казалось, что он на глазах собравшихся, всего за пару мгновений постарел сильнее, чем за все предыдущие годы. Колдунья, не мигая, наблюдала за тем, как светлая прядь у его виска начинает стремительно наливаться серебром, быстро седея.
— Идиот, — хрипло и резко бросила она мужчине, стоящему рядом с собой, рывком освобождая ладонь из стискивающих ее рук, направляясь к замершему без движения мужчине, который почему-то смотрел не на нее, а на сына, без ума, ляпнувшего такое. Казалось, ему даже дышать было больно…
В толпе зароптали, желая болтуну всего самого хорошего свистящим шепотом, а к старосте торопливо шагнули несколько уже не молодых мужчин, чтобы в случае чего поддержать его. Стоящие немного в отдалении тревожно спрашивали у тех, кто хотя бы что-то видел, что происходит.
— Ты хоть думай иногда, что говоришь, Чеслав!
Только после этих слов до него наконец-то дошло, что он натворил. Стремительно бросившись к старосте, он вовремя подхватил покачнувшегося мужчину, вцепившегося в посох дрожащими пальцами.
— Отец!?
— Это… правда? — Теперь он уже не смотрел на своих сыновей, прямо глядя остановившейся всего в шаге от него колдунье в глаза.
Всего на мгновение Яснину охватило смятение и неуверенность в том, правильно ли она поступает. Ей показалось, что собравшиеся вокруг них люди, искренне переживающие за старосту и недовольно косящиеся в сторону темноволосого Чеслава, хмуро встречающего эти взгляды, затаили дыхание в ожидании ее ответа. Было бы значительно проще, если бы никого из них здесь не было, но выбирать не приходилось.
— Да, это правда.