Путь к перевалу

Сначала общим вниманием завладел Краев. Все покатывались от смеха, слушая невероятные истории, героем которых был сам Колька. Потом заговорили о спорте. Затем вспомнили, кто что знал таинственного и необъяснимого. И тут вдруг раскрылся «талант» Бори Ваймана. У него в запасе было столько сверхъестественного и страшного, что удивительно, как он вообще не боится ходить по земле. Сам он, правда, ничего такого не встречал. А вот его тетя и бабушка и одна мамина «знакомая»…

Но Борю перебил Костя Славин:

— Хватит, Борька, ерунду пороть! Пусть лучше Сашка расскажет, как он тогда с пижонами расправился.

— Правда, Саша! Расскажи! — поддержали ребята.

— Нашли о чем вспоминать. Ну, шел я с вечера…

Ребята притихли. Пришлось рассказать все.

— А ты, Сашка, свой парень! — проговорил Краев. — Я это еще на последнем собрании понял. Вот тебе мои пять!

— Парень-то он мировой, — заметил кто-то из темноты. — Но вот покрывать Войцеховского не стоило.

Подошли Джепаридзе и Войцеховский.

— Ребята! Вы тут сидите, а там такое творится!

— Где?

— В избе, у девчат. Понимаете! — начал Войцеховский. — Мы хотели их подзавести, стали мяукать под окнами. А девчата нас — водой! И тут… Вот хохма! Подвернулся. Петр Ильич, к ним зачем-то шел. А они на него — целое ведро воды! Он как закричит: «Безобразие!» — и к ним в избу. А мы ходу! Представляю, что там сейчас делается. Потеха!

— Ничего себе, — сказал Саша. — Подвели девчат, и потеха!

— А что? — усмехнулся Войцеховский. — Не лезь, знаешь, куда не просят. Не то пожалеешь.

Саша поднялся:

— Какая же ты дрянь, Войцеховский!

Войцеховский шагнул было к нему, но дорогу преградил Краев.

— А тебе чего? — зло бросил Войцеховский.

— Сунься, увидишь!

— Скажите пожалуйста, защитник!

— Ну-ну! — встал и Костя Славин. — Полегче!

— Да что вы все с ума посходили? — растерянно проговорил Войцеховский.

— Да, все! — подался вперед Попов. — Хватит командовать!

За ним поднялись и другие — Ибрагимов, Беленький, Вайман. Одиннадцатая группа становилась группой.

***

Воскресный вечер выдался на славу. Дождь, моросивший почти весь день, неожиданно перестал, и заходящее солнце осветило землю последними лучами. Озимь, вчера еще еле заметная, поднялась теперь сплошным зеленым ковром.

Но короток осенний закат. Погасли краски, потемнело небо. И все-таки разве усидишь дома, особенно в душной избе? Наскоро поужинав, девчата переоделись и решили идти к клубу.

Они шумно высыпали на крыльцо, и — о счастье! — музыка!

— Танцуем, девчата! — крикнула Светлана, первой сбежав с крыльца. Остальные пустились вдогонку. Но Люся не спешила за подругами. Зачем? Чтобы снова слушать комплименты Валерия? Нет, с ним ей говорить не о чем. А возвращаться домой тоже не хочется. Лучше побыть одной. Саша тоже где-нибудь сейчас один. У клуба его, конечно, нет. Но если бы и был, все равно теперь он ее словно не замечает.

Люся вышла за ворота и медленно направилась вдоль улицы. Ей было как-то не по себе. Почему? Она и сама не могла разобраться. Может быть потому, что знала теперь: Саша не так уж и виноват, и она была несправедлива к нему на собрании, может быть, ей стало жалко его, последние дни такого хмурого, молчаливого, а может, обидно, что он не подходит к ней.

Она посмотрела по сторонам.

«Если бы он был где-то здесь, поблизости…» — подумала она, пугаясь собственной мысли. Так хотелось, чтобы все было по-прежнему.

Неясный шорох послышался от дороги. Люся вгляделась в темноту.

— Саша!.. — негромко позвала она. В ответ ни звука. Она прислушалась. Издали, от клуба, доносилась музыка. А здесь тихо, пахнет землей и подопревшей соломой.

Люся тихонько пошла по дороге. Ночь была темной. И там внизу, у реки, что-то поскрипывало. И огни в деревне гасли один за другим.

Вернуться? Но девочек, наверное, еще нет дома. А может, он все-таки здесь, за околицей. Сейчас это было самым удобным — объяснить ему все. Люся снова двинулась вперед.

Вот и речка. Крутой спуск с берега. Узкий бревенчатый мостик почти вровень с водой. Черная стена тальника на том берегу.

Люся сбежала на мост и оперлась на шаткие перила. Воды внизу не видно, но журчала она где-то совсем рядом, у самых ног. Люся перегнулась через перила. Но что это? В привычный шум реки влились какие-то новые звуки. Люся выпрямилась. Шаги… Все в ней так и рванулось навстречу этим звукам. Но руки еще крепче сжали тонкую перилку, и ноги будто приросли к бревенчатому настилу.

Шаги все ближе, ближе…

— Люся!

— Саша… — она шагнула к нему.

— Ты не в клубе?

— Собиралась пойти, да вот…

— А я оттуда. Смотрю, все наши танцуют, а тебя не видно. Я и пошел… — Он запнулся. А Люсе вдруг стало трудно дышать. И уж, конечно, трудно говорить. И еще труднее молчать.

— Я думала, что после того собрания…

— На том собрании… В общем, неправ я был. И после тоже…

— Не стоит говорить об этом! Я ведь тоже была не совсем права. Но и ты должен был сказать хотя бы Петру Ильичу.

— Вот ему-то как раз я ничего и не мог сказать.

— Почему?

— Потому, что перед этим он просил оказать ему одну услугу, и я не согласился.

— Какую? Или это секрет?

— Нет, почему же…