— Как видите, — мягко сказал Дунсени, — мы поступили с ним так же, как в подобных случаях сам император поступает с собой, только терапию провели несколько более интенсивную. Как я уже сказал, это было необходимо. Никому не спастись, если вас двоих увидит его… напарник… — Лицо Дунсени перекосилось от омерзения. — Возможно, Дракхи и в самом деле покидают нашу планету, хвала Великому Создателю. Но если бы Страж бодрствовал, нельзя сомневаться, что один из их звездолетов нашел бы время, чтобы нанести с небес удар по нашему шаттлу.
— Он еще какое-то время пролежит без чувств, — сказал Касо. — Но, возможно, недостаточно долго, чтобы вы успели добраться до Минбара… хотя, я надеюсь, достаточно, чтобы вы оказались, по меньшей мере, в далеком космосе, в нескольких зонах перехода отсюда.
— Если он все-таки проснется раньше времени, ни в коем случае не говорите ему, где вы находитесь. Мы надеемся, что даже Страж не в силах сообщить Дракхам такую информацию, которой не владеет его носитель. — Дунсени еще раз с беспокойством огляделся по сторонам. — Просто так стоять и разговаривать здесь контрпродуктивно. Улетайте. Немедленно.
Шеридан быстро прошел в кабину шаттла, Деленн осталась возле Дэвида, нежно поглаживая его волосы. Она до сих пор не могла до конца поверить в то, что он снова был с ними. Она взглянула на Дунсени, который стоял снаружи у шаттла и с невозмутимым видом следил, как закрывается его люк. Позади него в отдалении вырисовывались на фоне темного неба контуры горящего города. Как раз в тот момент, когда люк должен был закрыться окончательно, Дунсени сказал — без малейшего намека на иронию:
— Спасибо за визит на нашу прекрасную Приму Центавра. Надеемся, что вы остались довольны путешествием. Прилетайте к нам снова.
И люк закрылся.
Глава 14
Далеко, далеко от всего этого:
На смертном одре лежала некая женщина-центаврианка.
Служанки, ухаживавшие за ней, порхали вокруг нее, как мотыльки, перелетали с места на место, меняли примочки на ее голове, горевшей в лихорадке, пытались предотвратить обезвоживание и позаботиться обо всех ее нуждах. Но умирающая мало обращала на них внимания, возможно, даже не понимала, что они находятся рядом с ней. Она безотрывно смотрела в потолок, хотя глаза ее при этом были такими остекленевшими, что трудно было понять, видит ли она в самом деле хоть что-нибудь.
Временами даже казалось, что смотрит она вовсе не на потолок, а сквозь него. И видит места, в которые невозможно заглянуть, миры, удаленные на много световых лет отсюда, и события, которых она не могла видеть, о которых она даже не могла знать… и тем не менее, почему-то, знала…
В тот момент, когда Г’Кар почувствовал, как чужие пальцы сжали его горло, он понял, что пути назад уже не будет. Он понял, что это и в самом деле битва всей его жизни… и битва за его жизнь. Но не на Лондо он смотрел, удваивая усилия, чтобы сокрушить горло императора. Он полностью сфокусировался на том глазе, который, проснувшись, уставился на него: единственном, немигающем глазе.
И он видел в этом глазе ужас, и этот ужас придал ему новые силы.
«Сильнее, Лондо! Спаси нас! Спаси нас! Мы не хотим умирать!»
Лондо видел зловещий красный глаз Г’Кара, уставившийся на его плечо. И понял, что, в конце концов, Г’Кару пришлось вести битву не с ним, а с угнездившейся на нем тварью. Разум Лондо практически отключился от происходящего. И это было символично: ведь уже много лет, как Лондо стал марионеткой темных, закулисных сил, зримым воплощением которых и являлся Страж.
Но даже размышляя подобным образом, Лондо чувствовал, как руки его наращивают усилия, сжимая смертельные тиски на горле Г’Кара. Паника Стража вливала в одряхлевшее тело императора новые силы, и ему хотелось кричать: «Быстрее, Г’Кар! Быстрее! Прежде чем станет слишком поздно!» Но его дыхательное горло, уже слишком сильно поврежденное, не могло справиться с этой задачей. Шансы на победу отсутствовали, и лишь по воле Стража он продолжал молча сражаться.
«Лондо! Ты можешь его остановить! Ты можешь убить Нарна, и мы сможем жить дальше, и нам станет гораздо лучше, у тебя будет гораздо больше времени на самого себя, мы можем даровать тебе это, мы будем к тебе добрее, и Дракхи будут к тебе добрее, люби нас, Лондо, останови его!»
Лондо слышал, что когда умираешь, вся жизнь пробегает заново у тебя перед глазами…
По мере того, как пальцы Г’Кара все глубже впивались в него, его разум начинал меркнуть, и Лондо ожидал, что сейчас-то он и увидит все, но не было ничего… Время растягивалось, а перед глазами у него по-прежнему не было ничего… время сгущалось вокруг него, а перед глазами так ничего и не было…
Ничего…
«Лондо… бейся… бейся… спаси нас… Шив’кала… Дракх, властелин сумрака, спаси нас… не исчезай, не уходи, спаси нас, спаси тех, кто служит тебе…»
Слова, слова, слова… так много слов…