Путь к Рейхстагу

В теплушке раздвинули двери, и к нам ворвался чистый воздух полей, и утреннее солнце приветливо осветило наш более чем скромный приют на колесах. Общее настроение постепенно поднималось, чему способствовала чудесная погода и начинавшая уже чувствоваться товарищеская связь, которая всех объединяла в преддверии грядущих фронтовых событий.

Мы ехали оторванные от них, наподобие какого-то изолированного, движущегося острова.

Правда, до нас иногда на редких полустанках доходили сбивчивые сведения о боевых делах, но казалось, что все это происходило где-то далеко впереди...

К полудню мы подъехали к станции Орша, дальнейший путь к Смоленску был здесь приостановлен. Станция была переполнена задержанными поездами, что говорило о возникшей напряженной обстановке. Кроме того, нам было слышно, как оттуда раздавались надсадные крики начальников эшелонов, требовавших особого преимущества в продвижении вперед.

Как всегда в таких случаях, пошли догадки, пересуды и неутешительные предположения.

Тревожность всего происходящего отрезвляюще подействовала на обитателей нашей теплушки, мы стали уже понимать, что вступаем в полосу, приближающую нас к той самой войне, о которой имели весьма приблизительное представление.

Еще утром мы полагали, что все заранее предусмотрено и запланировано. Вера в разумность принимаемых мер не допускала мысли, что возможны случаи, подобные тому, какой сейчас происходил.

Но вспомнив наши мытарства в Москве, где было зря потеряно драгоценное время (не говоря уже о моральных и других страданиях), мы невольно задавались вопросом, все ли идет как надо?

И вдруг в довершение всего воздух огласился невыносимым ревом паровозных гудков. Эти душераздирающие звуки обрушились подобно снежной лавине и привели всех в растерянность.

Так война оказалась совсем рядом. Это была воздушная тревога...

Оставаться на путях было опасно, тем более что рядом с нашим поездом находился состав с горючим.

Все бросились бежать к близлежащему поселку и видневшемуся

лесу. Неудачно прыгнув из вагона, я подвернул ногу. Нужно же было этому случиться именно в такой критический момент!

Ничего не оставалось, как, преодолевая сильную боль, заковылять вслед удаляющимся опутчикам.

Воздушные пираты с черными крестами набросились на станцию, дико завыли летящие авиабомбы, и грохот взрывов сотрясал все вокруг. Я не был участником войн, мой опыт ограничивался только военной подготовкой в институте и пребыванием на маневрах во время службы в команде одногодичников.

Невозможно передать, в каком я пребьшал состоянии, но с каждым взрывом росла обида, горькая, как полынь, она растекалась во мне, вызывая негодование.

Попутно вспомнился недавно виденный кинофильм «Если завтра война», где под звуки бравурной музыки наши летчики лихо расправлялись с самолетами врага на его территории. А может, это стратегическая хитрость? Вот-вот появятся наши соколы и разметут фашистских стервятников...

Увы, эти ожидания были напрасны, гитлеровцы действовали безнаказанно, и потрясавшие все вокруг взрывы окончательно развеяли мою наивную веру в легкость победы. Только теперь я по-настоящему понял суровость наступивших дней, и осознал то, что мирная жизнь надолго осталась позади.

Взволнованный происходящим, я медленно двигался к лесу.

Несомненно, что со стороны я выглядел довольно приметно: могла удивить хромота и хождение во время бомбежки, не говоря уже об одежде — потертая о доски нар,она приобрела истерзанный вид. Возможно, что все это и оказалось причиной дальнейших событий...

Вдруг грозный окрик, словно близкий выстрел, привел меня в себя. На опушке леса, преградив путь, стояли, как изваяния, затянутые в черную кожу два танки-

ста. Один из них держал автомат, а другой, по-видимому, старший по званию, направив мне в грудь пистолет, грозно произнес:

— Руки вверх!

Мне ничего не оставалось, как подчиниться приказу, а моя попытка объяснить им, кто я и как здесь оказался, не привела к успеху. Другой с автоматом громовым голосом уверенно добавил:

— Чего с ним возиться, хромает гад, видно парашютист!

Поведение их было столь непреклонным, что всякая надежда посчитать все за шутку мгновенно исчезла. Происходившее казалось оскорбительным, я задыхался от возмущения, что меня могли принять за врага... Но мои переживания были бесполезны. Они стояли словно отлитые из чугуна, убежденные в своей правоте. Все шло к трагическому концу.

— Стрельнем?—вопрошающе крикнул младший танкист с автоматом, уже приготовив свое оружие.

И вдруг в этот безысходный момент, когда, казалось, замерла природа в ожидании развязки происходившей здесь несправедливости, внезапно послышались приближающиеся людские голоса. Они принадлежали бежавшим сюда моим попутчикам по теплушке, которые издали оценили отчаянность моего положения.

После ознакомления с документами и выяснения причин нашего здесь появления во время налета все для моих «судей» стало понятным, тем более что со станции донеслись сигналы отбоя и туда потянулись группы людей.