1 марта в Померании наши войска перешли в наступление, чтобы ликвидировать угрозу с севера.
Памятные дни Померании
Весна 1945 года была для нас необычной. Мы встречали ее на немецкой земле. В те дни стояла теплая, но хмурая погода. Серое покрывало низко нависших туч заслоняло мартовское солнце. Часто моросил мелкий дождь.
Вот уже шестые сутки 150-я Идрицкая стрелковая дивизия под командованием генерала В. М. Шатилова преследовала отходящего противника в Восточной Померании.
По широким шоссейным дорогам фашисты откатывались к северу. И наконец 756-й стрелковый полк подошел к Каммину — сильному опорному пункту вражеской обороны, которую нам удалось прорвать с ходу. Гитлеровцы поспешно оставляли улицы и кварталы этого небольшого города, чтобы форсировать Штеттинский залив и выйти на его западный берег.
Наш батальон штурмовал юго-восточную окраину Каммина. Отход врага здесь прикрывали заслоны пулеметчиков, засевших на кладбище и в роще. Они вели сильный огонь. По моему приказанию минометчики капитана Михаила Моргуна и пулеметчики старшего лейтенанта Николая Самсонова быстро открыли огонь и заставили вражеские огневые точки замолчать.
Тем временем солдаты стрелковых рот короткими перебежками достигли кладбища и ворвались на улицу, ведущую к центру города. Части дивизии вступили в Каммин.
Приход в город советских войск вызвал панику среди местных жителей. По две-три семьи они забирались в одну квартиру, закрывали ставни и в страхе ожидали, что произойдет дальше.
Наш полк взял в плен в Каммине несколько сот гитлеровских солдат, много боевой техники, обозы, в том числе около тридцати автомашин с боеприпасами и продовольствием.
Постепенно стрельба затихала. Наш батальон вывезли во второй эшелон полка.
Но противник все еще находился поблизости…
Мы с начальником штаба батальона старшим лейтенантом Гусевым вели наблюдение с чердака полуразрушенного дома.
Гусев не имел основательной военной подготовки, но зато обладал фронтовым опытом и всегда хорошо помогал мне в трудную минуту. Он неплохо знал топографию, аккуратно отрабатывал карты и другие штабные документы.
Перед нами открылась картина беспорядочного отступления неприятеля. Разгромленные вражеские полки в панике бежали, бросая танки, орудия, обозы. Фашисты пытались перебраться через залив, используя для этого баржи, лодки, катера. Но снаряды нашей артиллерии настигали их, и немало перегруженных посудин пошло ко дну.
Многих вражеских солдат, не успевших спастись бегством, советские воины прижали к берегу моря и заставили сложить оружие.
Очистив Каммин от гитлеровцев, наша дивизия заняла оборону на побережье Штеттинского залива.
После горячих изнурительных боев и больших переходов наступила передышка. Потянулись хмурые, однообразные дни. В пасмурную погоду редко появлялся просвет в тучах — клочок голубого неба. Над заливом нависал густой молочный туман, и тогда будто огромное скопление белой пушистой ваты опускалось на водную ширь.
На берегу, далеко разбросанные друг от друга, стояли дома и сараи, крытые черепицей. На общем мрачном фоне они выглядели неприветливо.
Солдаты нашего батальона разместились в поспешно оборудованных траншеях, местами перекрытых жердями, обломками досок, засыпанных сверху тонким слоем сырой земли. Вода проникала сквозь потолок, попадала за воротники солдатам. В дни затишья каждый из них чаще начал вспоминать своих родных и дорогие сердцу русские города и села.
— Эх, ребята, у нас на Брянщине небось тоже весна в разгаре, ручьи журчат, воробьи веселей чирикают, — заговорил Петя Пятницкий, поднимая воротник шинели, чтобы укрыться от дождя, и его взор устремился вдаль. Евдокия, жинка моя, пишет, что в деревне уже к севу готовятся. Семена есть, а вот работников-то не хватает. Откуда возьмешь их? Бабы одни остались да старики. Ясно, не легко им без нас.
— Верно ты, Петро, говоришь, — подтвердил Илья Съянов, — трудно не только нам, когда порой чувствуешь, как смерть дышит тебе в лицо. Им там тоже пришлось хлебнуть горького до слез, а больше всего тем, кто пожил при фашистах.
— Деревню мою, Северец, фашисты спалили дотла, — с грустной задумчивостью отозвался Пятницкий. — Но, братцы, самое тяжелое уже позади. Скоро фашисту конец, и поедем мы по домам. Заново поднимем все. Как-то даже не верится, что настанет такой день. Ох и праздник же будет!
И тихо потекла беседа, раскрывая солдатские думы, чувства, переживания. Петр Пятницкий поведал друзьям о Брянских лесах, Съянов — о Кустанае, о ковыльных степях Казахстана, Зозуля — об Украине.
Каждый мечтал о своем, близком сердцу, но все вместе об одном — о Родине, народе, который с нетерпением ждал победы.
В те дни я услышал немало рассказов о солдатских судьбах. Почти все они были печальными. Вот один из них.