Путь к счастью Эллы и Миши

– Меня устраивает только Элла, – отвечает Миша, прижимая меня к груди. – Без обид, но мне плевать будет ли там кто-нибудь еще.

Кэролайн вздыхает и откусывает кусочек яйца.

– Что ж, полагаю, мы можем начать подготовку.

– Лила и мама Миши проделали большую работу, – говорю я ей. – Не думаю, что так уж много осталось сделать.

Кэролайн улыбается мне, Дин выпускает ее и направляется к холодильнику.

– О, Элла, всегда найдется чем заняться, – уверяет меня Кэролайн. – Поверь мне.

И она права, но только потому, что я сама не занимаюсь подготовкой к свадьбе. Будь по-другому, на ней присутствовали бы Миша, я, священник и больше никого. Свадьба проходила бы где-нибудь в безмятежном, прекрасном месте, например, на частном пляже или фиалковом поле. Я бы надела что-нибудь панк-готическое, а Миша что-нибудь черное с кожаными ремнями, потому что он всегда выглядит чертовски сексуально, одетый во все черное. И не было бы никаких клятв, только слова «согласен/согласна» и поцелуй.

Но сама я не занимаюсь приготовлениями. Для этого у меня есть целая команда людей, которые стремятся сделать все красиво и зажигательно.

Остаток дня я провожу с Лилой, Кэролайн и мамой Миши в соседнем городке, чтобы она могла выбрать платье. Кэролайн также покупает себе платье, а затем ожерелье для меня, хотя я просила этого не делать. Сперва она пыталась купить мне вуаль, но я ни за что в жизни не собираюсь ходить с куском ткани на голове, прикрепленной к бриллиантовой диадеме. И в результате, она покупает серьги с черными розами, которые сочетаются с платьем, а затем мы идем в кондитерскую и заказывает торт. Вся эта свадьба становится слишком роскошной для меня, но я позволяю им сходить с ума раз это приносит им радость, и не причиняет неудобства. К счастью, у нас с Кэролайн одинаковая любовь к готическому стилю, она заказывает торт в черно-красную полоску с кружевом внизу и красными розами сверху. Под цвет красных и черных лент и свечей, которыми мы будем украшать, и по настоянию Лилы будут развешаны на деревьях, хотя у меня есть слабые опасения, что они будут держаться, особенно если будет падать снег.

В конце дня я чувствую себя измотанной, но в каком-то хорошем смысле, словно я смогла достичь чего-то важного, и наконец-то серьезно отношусь к свадьбе, принимая участия в ее планировании. Кроме того, меня всегда интересовало: каково это, впустить людей в свою жизнь, хотя вслух никогда этого не признаю. Несколько лет назад, если бы я была в состояние заглядывать наперед и видеть каковой была бы моя свадьба, я бы представляла себе, что занимаюсь подготовкой в одиночку с не покидающим меня чувством печали, тоски и опустошения.

Но прямо сейчас я в ладу с собой, да – порой меня охватывает грусть из-за отсутствия одного человека. Того, кого с нами нет из-за моей ошибки и от этого у меня болит душа. Я понимаю, что в смерти мамы нет моей вины, но для того, чтобы это осознать пришлось пройти длительный курс терапии, и, несмотря на то, что я больше не цепляюсь за чувство вины, но в глубине души меня по-прежнему терзают мысли: останься я тем вечером дома и мама, возможно, не покончила бы с собой и, может быть, я только такое допускаю, она вместе со мной отправилась за покупками к свадьбе.

Когда я возвращаюсь в дом Миши, его самого, Итана и моего брата все еще нет. Они заняты поисками смокингов, которые удасться взять на прокат в последний момент, хотя я предлагала им надеть черные рубашки. Лила, Кэролайн и мама Миши устраиваются на кухне и намереваются вновь приступить к завязыванию ленточек и помещением свечей в купленные стеклянные банки, а я решаю сходить на кладбище. Беру блокнот, карандаш и надеваю куртку, перчатки и ботинки.

Я возвращаюсь на кухню, мама Миши отворачивается от раковины и замечает на мне уличную одежду.

– Элла, куда ты направляешься? – спрашивает она, протирая под струей воды губкой тарелку.

Я засовываю блокнот под мышку.

– Мне нужно кое-куда сходить.

Она смотрит в окно на облачное небо, потом на микроволновку, на часах которой мигает время 4:02.

– Но уже темнеет и становится холоднее.

– Я ненадолго, – заверяю ее и направляюсь к задней двери.

Лила, завязывая бант за кухонным столом, бросает на меня странный взгляд.

– Тебе составить компанию?

Они наблюдают за мной, когда я открываю заднюю дверь и впускаю внутрь зимний воздух.

– Нет. Мне нужно кое-что сделать. – Я машу им рукой. – Скоро вернусь. Обещаю. – Прежде чем кто-нибудь из них начнет спорить, я выхожу и закрываю за собой дверь. Мороз кусает мне кожу, и я натягиваю верхнюю часть куртки на рот и нос, спускаясь по подъездной дорожке.

В конце нее я сворачиваю направо и, не сбавляя шага, иду по тротуару к кладбищу, осознавая, что долго не смогу находиться на морозном воздухе. К тому времени, как я добираюсь до кладбища, мои пальцы немеют, но я их встряхиваю и сажусь на снег перед ее надгробием. Прямо за ним высится голое дерево с ветвей которого свисают сосульки. Железные ворота, огораживающие кладбище, покрыты снегом, как и поверхности некоторых надгробий.