В последнее время Лика занималась своей работой и фехтованием. Клемин каждый день Лике рассказывал, как идут дела у её детей. Всё ещё умалчивая, что собирается стать их опекуном. Он был доволен, что Лика чем-то занялась, делая меньше глупостей и не мешая ему. Лика каждый выходной ездила на фехтование. Каждый раз видела Славика, даже как-то пыталась с ним заговорить, но он показал ей своим видом, что не желает дальнейшего общения. Но после этого всё время она чувствовала его взгляд на себе. И ей было это до того неприятно, что она стала задумываться о нём всё больше и больше.
- Общаться со мной он не хочет, но всё время следит за мной. Значит, он меня изучает и что-то замышляет, но вот против кого не знаю. Если логически размышлять, то я всего лишь телохранитель или прислуга, значит, я интереса для него не представляю. И это значит, его интересую не я, а следовательно - Клемин. А значит, его охрану надо усилить, но как я это скажу Сергею или Клемину. Да, они меня засмеют и скажут, что у меня параноя. Но, что же я могу сделать, кроме того, что буду не отходить от Елемина, - думала про себя Лика, сидя в гостиной на диване и смотря телевизор.
Рядом с ней на диване сидела Томара Петровна. Клемин зачем-то попросил остаться её на ночь.
- Заходите, заходите, не бойтесь. Здесь вы будете теперь жить. Это теперь ваш дом, - услышав голос Клемина и повернув в сторону голоса свою голову, Лика окаменела.
Перед ней стоял Клемин с рюкзаком и пакетом в руках, и с испуганными глазами смотрел на Лику. Он не думал встретить её здесь, надеясь, что она уже легла спать. А за ним стояли дети, её дети Вика и Миша. Лика, вставая медленно с дивана, не могла вымолвить ни слова из-за кома, подошедшего к горлу.
- Викочка, доченька моя! - наконец вырвалось из её груди.
Она смотрела в глаза дочери, которая не могла поверить своим глазам.
- Мама! - выкрикнула девочка, подбежав к Лике, обнимая её и целуя. - Мамочка, мамулечка моя - это ты, а я не верила Мишутке, когда он говорил, что ты жива. Прости меня за то, что похоронила тебя, - плача, говорила девочка.
- Да, что ты, девочка моя, миленькая моя, - это ты меня прости за всю вашу боль, за всё ваше горе, милая девочка моя, - говорила Лика, плача и держа лицо девочки в своих руках и целуя в нём каждую чёрточку, каждую слезинку.
Клемин с Мишей стояли и смотрели на них, а Томара Петровна плакала от счастья за них.
Лика глянула на сына.
- Сыночек, Мишутка, иди ко мне, - сказала Лика, протянув к мальчику руки.
Но Мишутка, видя в женщине что-то знакомое, но ещё до конца не поняв, что происходит, ещё сильнее прижался к Клемину.
Лика растерянно глянула на Вику и глазами задала вопрос: "Вспомнит ли?"
Вика так же, как и мать ответила одними глазами: "Да!"
Миша отвернулся к Клемину, схватив его за ногу и прижавшись к нему. Лика присела на корточки.
- Мишутка, 'слоник', ну иди же ко мне, - сказала ласково Лика, протянув к сыну руки.
И мальчик, услышав лишь одно слово "слоник" вздрогнул. И повернув своё личико в Ликину сторону, побежал к ней.
- Мама! - кричал мальчик, схватив Лику крепко за шею и уткнувшись ей в волосы.
Он боялся её отпустить хоть на миг, боясь, что она опять исчезнет. Лика целовала его маленькие ручки, плечики, волосы, не веря, что она держит своего маленького "слоника". Вика стояла рядом с ними, обняв их обоих. И так они стояли ещё долго. Клемин отнёс их вещи в детскую комнату. Томара Петровна побежала разогревать ужин, плача от радости за них и опомнившись, что дети голодны. Накрыв на стол, женщина пошла, стелить постели.
Клемин, Лика и дети сидели в столовой и ужинали. Миша сидел у Лики на коленях. Клемин ел и следил за ними. Он испытывал какое-то чувство блаженства, глядя на них. Ему нравилось смотреть, как Лика ухаживает за детьми, словно голубка над своими птенцами, ворковала она. Все были счастливы.
Клемин подумал: "Неужели это, то счастье большой дружной семьи, которое он никогда не испытывал. И вот, у него теперь есть шанс испытать это. И будьте все уверенны, я не отпущу то, что мне даёт сама судьба. И я всё сделаю для того, чтобы это чувство семейного человека испытывать каждый день, каждую секунду. Раньше для меня это было не важно, а теперь, когда я полюбил эту женщину и уже люблю её детей, этого я никому не отдам! Неужели то, что предсказала цыганка, сбывается. И как она тогда сказала: "Не отказывайся от того, что тебе сам Бог даёт', - вспомнив цыганку, думал Роман. - ' И я хочу заверить даже Бога, что я не откажусь ни за что на свете от того, что мне дал он!"
- Всем приятного аппетита и спокойной ночи, - сказал Роман, поев.
Он чувствовал, что им надо остаться одним и пошёл к себе в комнату.
* * *