Когда начало смеркаться, женщина опять же знаком дала понять, что мне следует находиться внутри чума. Так я и поступил. Вскоре явился Тый. Собственно, картина вчерашней встречи была почти идентична: опять Тый и его сын. Тый что-то объяснил женщине, и она накрыла нам двоим на стол. Кушание было такое же, как и накануне. После еды Тый попросил меня следовать за ним.
Мы выбрались наружу и подошли к запряжённым в сани оленям и сели в эти сани, и Тый стал править. Двигаясь под мерный скрипучий звук санных полозьев, я смотрел вокруг. Сейчас я не ощущал себя туристом, предчувствуя, что вот-вот мы станем говорить. Между тем сани двигались вверх по пологому подъёму. Ехали мы недолго. Когда же оказались на вершине, внизу открылось совершенно неожиданное видение. То было море. Да, море. Вот чего я никак не ожидал тут встретить! Внизу, я хорошо видел, на бескрайнем чёрном полотнище волн отражалось небо. Стало быть, наше стойбище почти на краю земли. Тут я удивлённо воскликнул:
– Море! Это море?
– Море-океан, – распевно-почтительно сказал Тый.
Сани остановились. Тый пошёл, махнув мне рукой. Через несколько шагов мы оказались возле некоего подобия большого сугроба.
Тый сказал:
– Давай сделаем домик.
И мы с ним стали врываться в сугроб, сделав так, что получившееся углубление имело крышу и могло вместить нас обоих. Забравшись внутрь, где было тихо и тепло, мы сели прямо на снег. Благодаря тёплой одежде холод не ощущался. Тый откуда-то достал толстую свечку и спички, и вот в нашем снежном приюте стало светло и даже тепло от огня. Через вход мы видели бескрайний океанский простор.
– Здорово! – сказал я. – Так можно долго просидеть.
– Я, бывает, так и сижу подолгу в таких укрытиях. Думаю. Можно ещё выпить. Пару раз так и засыпал тут.
– А я под открытым небом никогда не спал. Городской человек.
– Я тоже был городской, – подхватил Тый. – Учился в университете, закончил. Потом мне в городе предложили работу. Согласился, работал несколько лет. Для многих наших это мечта. Большинство только и думает, как бы остаться на большой земле, удрать из тундры. Они считают, что тут тяжело, грязно. В основном так думают те, кто был в городах. Те, кто не познал городских соблазнов, спокойнее относятся к жизни в тундре просто потому, что не задумываются.
– Как же вы оказались тут после города?
– Малая родина позвала. Это был какой-то внутренний зов, душевный, духовный. Мне показалось, что я связан с этими местами какой-то незримой энергетической пуповиной. И она, эта пуповина, не разорвана. Она всегда питала и поддерживала меня. Поэтому однажды я принял решение вернуться. У меня уже был взрослый сын, он поехал вместе со мной. А вот жена… Она осталась на большой земле. Она осталась в том мире.
– Понимаю, – сказал я. – Здесь совсем другой мир и иная жизнь. Вот мы сейчас сидим здесь, на берегу океана, как на краю мира. Дальше – некуда, конец. В юности мы с друзьями решили придумать свой собственный язык. Придумали одно только слово – «лябизныч». Оно означает «всё, конец, приехали». Так вот это место, лябизныч, тут.
– Интересно. А не думаешь, что это не конец света, а его начало? Здесь кончается океан и начинается суша. Отсюда начинают люди ходить по тверди, выбираясь из воды. Учёные же говорят, что жизнь пошла из океана. Вот тут это место смычки, перехода. Не думаешь?
Я замолчал и смотрел туда, где должна была быть линия горизонта. Темнота скрыла её от глаз, океан и небо сливались в одно целое. Мы долго сидели молча, тишину изредка нарушали только потрескивания свечи да доносимый ветром шум прибрежных волн. Я думал над тем, что сказал Тый.
После паузы Тый попросил рассказать о новостях с большой земли. Его интересовало буквально всё. Я стал рассказывать про свой город, про жителей, чуть-чуть коснулся своей работы. Он слушал внимательно, слегка склонив голову набок, лишь изредка задавал короткие вопросы. Потом он неожиданно сказал: «Пора назад». Выходя из нашего скромного временного прибежища, Тый попросил быть аккуратным, ничего не ломать, потому что завтра мы сюда вернёмся.