Путь к себе. Сборник психологических рассказов

– ????? ??????? ??????, – прокурлыколо существо. От его бока отделилась полоска и потянулась к Феде. Тот лишь испуганно помотал головой. Создание замерло, дернулось, пошло рябью и снова замерло.

– Прошу прощения, старый друг, – зашелестело оно, как если бы листья на ветру научились говорить. – Кажется, стоит обновить слияние аурами.

– Друг? Что? Кто ты? Или что? – Феде уже не хотелось бежать. Кусочек космоса излучал спокойствие, как буддист или какой-то йог, преисполнившийся в познании.

– Ты уже лучше произносишь звуки, чем в нашу последнюю встречу.

Пес довольно сидел между говорящими и мел хвостом по земле.

– Я… не понимаю… простите, – последнее Федя добавил уже как будто для себя.

– Бхатaниз… – пробормотал Федя. Одно слово разнесло вдребезги забытье тридцати лет. – Так ты не был воображаемым!– Ответ мой Вселенной – Б’ьха’тaнииз. На зов этот тебе я отвечу.

Он начинал вспоминать. Кусочки детских воспоминаний медленно стягивались друг с другом, как нитки, что снова сшивались в рубашку. Конечно! Он всегда рисовал его голубокожим, потому что у него не было синих карандашей. И казался тот огромным, как двухэтажный дом, потому что тогда, в десять лет, все в мире казалось выше. И «Бхатаниз» в какой-то момент превратился в упрощенного «Дениса». После одной-единственной встречи многие воспоминания исказились. Федя медленно, но верно припоминал: в тот весенний вечер было светлее, и создание, прибывшее из далекой части вселенной для… Эта часть воспоминания оставалась неразборчивой. А Бхатаниз не изменился. И тридцать лет назад он выглядел как кусок космических 3D обоев, заключенный в силуэт человека, только с губами, носом и пятью глазами, аркой выстроенных на лице. Каждый глаз – разного цвета, и каждый видел разное. Наверно.

– Почему ты такого цвета? – вопрос сорвался с Фединого языка чуть ли не с той же наивной детской интонацией.

– Я частица вселенной. Я отражение ее.

– А ты… ну… ешь, спишь?

– Мои потребности други, Фьёедор.

Мужчину передернуло от того, насколько странно, как-то по-норвежски прозвучало его имя.

– Они отличаются от ваших, человеческих. И все же, в каком-то смысле, мне они так же необходимы.

– И какие они?

– Наблюдать за движением звезд, чтобы глаза не переставали видеть; прислушиваться к ветру, чтобы уши не переставали слышать; общаться, чтобы аура не забывала прикосновений.

– Ты это делаешь все время?

– Иногда да, иногда другое.

– А где же есть ветер и общение? На других планетах? Мы не единственная разумная раса?!

– Почему бы ей быть единственной?

– Тогда, – Федя лихорадочно делал выводы, на которые теперь хватало и знаний, и мозгов, – какие же другие планеты? Другие создания?! Как они живут? Похожи ли они на нас? Что, и на Марсе живут? Много во вселенной других… видов? Какие они?

– Не менее любопытные и между тем ожидающие вас в свое время, – пришелец, покачиваясь, повернулся к развалившемуся в траве Псу. – Вижу, ты передумал.

– О чем ты? – спросил Федя, привязывая Пса к дереву.

– Путешественник-одиночка – так ты себя назвал.

Точно! Ведь в тот день Федя хотел уйти из дома. Он взял пару бутербродов, потрепанную книжку «Приключений Тома Сойера» и направился в лес. Думал жить один в домике, потому что никто его не понимал. А теперь… все так по-другому. И хоть он снова сбежал, но в этот раз ненадолго. Хотя, и тот не продлился дольше пары часов.

– Точно… Бхатаниз, а каково там? – язык непроизвольно повторил тот же вопрос, что он задавал и в десять лет. Помнится, ответ был смутным. Что-то про корабли и одиночество.

– Так же, как и тут, и совершенно по-другому. Будь у меня корабль, я добрался бы до другого края Вселенной. Но я предпочитаю ходить пешком. Тогда можно больше видеть. Во всех смыслах больше. Ты выбираешь, в какую плоскость податься, где быть одному. Как быть одному и вместе с тем единым со Вселенной. Вы одиноки вместе с ней заодно.

Федя помнил что-то такое. В детстве он спрашивал про эти инопланетные корабли, какие они? Как у пиратов? Но сейчас хотелось задать другой вопрос.

– Разве это одиночество, если вы заодно?

– Всё одиночество, когда ты утратил контакт с собой. Среди звезд в величии Пустоты остаешься для тебя только ты.

– Разве у тебя нет сородичей? Ну, таких, как ты?

– Есть. Одного хватит, чтобы понять всех.

– Ну как это. Все же слишком разные. Я по людям сужу, но пришельцы, наверно, тоже индивидуальны? Так вот, встретится тебе злобный гопник, такой, с ножичком и харкающий на асфальт, и не станешь же ты думать, что мы все такие?

– Нет. Я буду знать, что вашему виду нужна помощь, и для этого хватит одного человека.

– Ну, а если это будет какой-нибудь богатющий щедрый филантроп, раздающий бабки направо и налево на все благотворительности?

– Один человек может влиять на мир. И каждый скажет о мире что-то новое. А весь мир не изучишь.

– Даже не знаю, – Федя забрался на пол домика, задумавшись, что бы можно было сказать о мире по нему. Доски под ним закряхтели и прогнулись. Что мир запутался? Что все мы хотим лучшего для своих детей, но часто слишком сильно ошибаемся из-за страха?