Путь к себе. Сборник психологических рассказов

– Слушай, Бхатаниз, – Федя свесил ноги, пока тень бродила под деревом.

– Да, Фьёедор?

– В чем смысл жизни?

– Почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Не знаю. Когда мы в прошлый раз виделись, ты мне сказал делать то, что я люблю, и прислушиваться к себе. Я стал художником. А теперь… не знаю, может, я сделал что-то неправильно.

– Наверняка.

– А что?

– Кто знает? Что-то. Сложно жить, не делая ничего неправильного.

– О. И какой тогда смысл жизни?

– Смысл?

Федя уже приготовился к пронзительной и захватывающей мудрости из недр неизведанного мироздания.

– Не знаю.

Мужчина опешил.

– Как? Ты не знаешь?! Ты же эта, как там, «частица Вселенной»!

– Разве ты не такая же частица вселенной, как я?

– Ты буквально выглядишь, как кусок космоса.

– Я не обладаю всеми ответами, Фьёедор. Я знаю больше тебя, но не все. Владею опытом, который тебе никогда не доведется получить. Это делает меня существом другим, как и любого человека вокруг тебя, но не всезнающим.

– Оу, – Федя болтал ногами, постукивая пятками по ссохшейся коре, – тогда может… поделишься опытом?

Тень вынырнула из-под ветки. Белые мерцающие искры переливались по ее телу.

– Любишь ты избегать своей жизни. Я не скажу ничего такого, что тебе пригодится, ничего такого, что ты не познаешь сам, и ничего такого, что ты не сможешь прочитать в историях про вымышленные миры.

– Но они же вымышленные! – не унимался Федя. – А ты нет! Мы же поэтому и изучаем космос, чтобы все знать.

– Все знать нельзя, чуть больше знать – несущественно.

– Сказал бы ты это в Средневековье, – буркнул Федя.

– Не знать можно, не любить – нельзя.

– Скажешь тоже! Они всех подряд сжигали из-за незнания. А чума? А болезни? Или это тоже любовью лечится?

Пришелец бесшумно скользил по земле.

– Очень много «если», не находишь? Я знаю то, что изучал, знания не мои – лишь доля реального прошлого. Я прожил жизнь в изучении звезд, планет и развития.

– Развития чего?

– Живого.

– Поэтому ты здесь?

– Да. Разве ты не помнишь? – Бхатаниз склонился у корней деревьев, наконец что-то нащупав.

– Не помню чего? – Федя спустился и присел рядом с пришельцем. В согнутом положении он напоминал космическую тучку. Ну, или запятую, но очень кривенькую.

– Как мы посадили «художника».

Синие руки стали выгребать землю из-под корней. Удивительным образом сухая, потрескавшаяся земля мягко ложилась пригоршнями в руки к Бхатанизу. На поверхность показался черный корень. Инопланетянин тянул за него, пока не нашел, что, кажется, искал.

– Сажая семя, ты назвал его «художником». Он пророс.

Из земли показался зеленый росток, испускавший холодное свечение. Стебелек цеплялся за корень дерева.

– Такие разные. И, между тем, дают друг другу жизнь.

На конце ростка виднелось что-то вроде золотистой шишки. Федя не очень разбирался и в земной ботанике, не то что в космической.

– Что это?

– Следствие. Любое семя прорастает в то, что ему суждено.

– То есть я должен был стать художником с самого начала?! – поразился Федя.

– Вовсе нет. Ты посадил семя своей любви. Семя ненависти в любовь не вырастет.

– Кажется, понимаю. Я и правда люблю свое дело. Но знаешь, так сложно стало в последнее время… семья, работа, еще и фанаты требуют продолжения. Да что фанаты, издательство тоже. А мне хочется… чего-то другого, но и прежнего одновременно!

– Окажи честь, – Бхатаниз перевернул росток, и Федя увидел темный лист. Он свернулся в сухую трубочку и не излучал свечение. Федя аккуратно взял мертвую пластину, и та сразу оказалась в его руке, как будто ни за что и не держалась.

– Теперь вырастет что-то другое, но и прежнее одновременно.

– Мне уже начинает казаться, что ты смеешься надо мной, – фыркнул Федя.

– Вовсе нет, Фьёедор. Возвращаю услугу.

– Да? Какую?

– Когда мы сажали семя, я не знал, куда его посадить.

Мужчина вспомнил. Наконец то воспоминание, как росток, вырвалось из тьмы на свет, и теперь было таким ярким, что Федя не понимал, как мог про него забыть.

Бхатаниз, казавшийся тогда гигантом, метался между корней, то прикладывая, то отнимая руки с крошечным золотистым семечком. Мальчишка, ковыряя носком ботинка землю, спросил:

«Что ты делаешь?»

«Ищу пристанище для семени».

«Почему его не посадить в любое место?»

«Оно может оказаться непригодно».

«Как ты это узнаешь?»

«Никак».

«А какое пхиг… пхиговно?»

«Полагаю, и этого не узнать. Остается верить в силу семени».

«Тогда подойдет любое место?»

«О! Я знаю! Пусть будет «художником». Я вот тоже хочу стать художником, но мама говохит, что это глупости, а не хабота. Уж лучше тогда буду пихатом!»«Верно. Как бы ты назвал это семя?»

«Поэтому ты ушел?»

«Да!»

«Художнику все равно, где расти. Он везде вырастет в художника, если в него верить».

«Батанис?»

«Да, друг мой?»

«Ты будешь в меня вехить?»

«Всем собой, Фьёдор».

Повзрослевший Федя стоял и смотрел на пришельца. Всем время от времени бывает нужно немного веры.

– Что ты будешь делать с ростком?

– Ему пора менять пристанище, чтобы питаться новым.

– Да, ростку это точно нужно. И еще немного веры, – улыбнулся Федя. Впервые за долгое время.

– У него есть вся моя вера. И вся твоя, Фьёедор.

– Раф! – Псу непременно захотелось приложить свою.