Путь к социализму: пройденный и непройденный. От Октябрьской революции к тупику «перестройки»

В значительной мере утратила свои позиции и такая массовая организация рабочих, как профсоюзы. Они были сначала фактически, а затем и формально оттеснены от вопросов регулирования заработной платы на предприятиях, сохранив лишь возможность вмешательства в случаях явных нарушений законности. Председатель профсоюза текстильщиков Н. Евреинов бил тревогу уже в 1929 году: «Если в самой широкой, самой массовой, самой демократической организации — в профсоюзах — мы не сумеем выжечь бюрократические извращения, преодолеть отрыв от масс, зажим самокритики, то у нас будет обрезан важнейший путь, главнейший канал мобилизации масс для борьбы с бюрократизмом, для преодоления трудностей социалистического строительства, для вовлечения масс, ибо будет ослаблено самое важнейшее звено от партии к массам»356.

Однако отстранение профсоюзов от реальных экономических функций предопределяло нарастание формализма в их работе, развитие тенденции к превращению профсоюзных комитетов в придаток администрации. Это очень быстро сказалось — в ходе тарифной реформы 1931 года благое намерение покончить с уравниловкой обернулось методами бюрократического нажима на рабочий класс. «В большинстве случаев тарифную реформу пытались проводить в отрыве от проблем технического нормирования и улучшения организации труда»357. В переводе на простой язык это означает, что вопросы совершенствования тарифов пытались решать простейшим путем — завышали нормы и срезали расценки. Если раньше такие попытки время от времени натыкались на противодействие профсоюзов или на «дикие» стачки, то теперь у рабочих была практически отнята и та, и другая возможность.

В систему управления экономикой, и не только в сельском хозяйстве, стали проникать различного рода чрезвычайные меры, имевшие четко выраженную бюрократическую окраску. На XVI съезде ВКП(б) указывалось на то, что режим секретности используется для прикрытия злоупотреблений: «Благодаря приказу, который издала ЦКК о рассекречивании отдельных работ на военных заводах, мы выявили целый ряд безобразий на военных заводах. До этого приказа на военных заводах все было секретно, и там не только не было самокритики, но ее и не могло даже быть. Поэтому в военной промышленности имелись наиболее благоприятные условия для развития всевозможных безобразий и даже вредительства. Массовой работы, массового рабочего контроля там не могло быть»358. Однако в дальнейшем режим секретности был усилен не только на военном производстве, и превратился в надежное средство для парирования всякого контроля снизу.

В. П. Затонский выражал на съезде озабоченность в связи с ослаблением Советов в деревне, отстранением их от хозяйственного руководства: «…Мы все свои основные кампании вынуждены были проводить при помощи системы уполномоченных, а это — худшая из систем, потому что уполномоченные, приезжая на места, вместо организации нормальной советской власти и развертывания нормальной рабочей демократии естественно переводят все на рельсы приказа и ревкомства»359.

Чрезвычайные меры пробивали себе дорогу и в лесной промышленности, по поводу которой делегат съезда H. М. Анцелович вынужден был заявить: «…Методы нашего хозяйствования в лесу до сих пор нельзя назвать иными словами, как хищническое хозяйствование»360. Однако попытка Анцеловича высказать свое критическое отношение к сложившейся практике натолкнулась на явное неодобрение делегатов съезда. «Лесозаготовки в большинстве районов нередко проводятся путем широкого применения почти ежегодно трудовой и гужевой повинности местного населения. (Голоса: „Неверно!“) А я утверждаю, что это верно. (Голоса: „Чепуха“) Нет, не чепуха, а факт», — пытался настаивать Анцелович. Несколько ниже он добавил к этим фактам еще один, не менее показательный: «Мало того, многие хозяйственники в своих антитракторных настроениях (в свое время такие настроения были и в совхозах, например, Сахаротреста) доходят до того, что хотят вопросы экспорта решать путем широкого применения труда заключенных. (Голоса: „Это неплохо“)»361. В таких репликах уже чудится дыхание 1937 года. Тем более, что навыки бюрократического командования и административного произвола быстро распространили свои щупальца и на социалистическую законность.