Путь к свободе

— Моя не можем на дирка тут сидеть. Я пойдем с тобой наверх и, как джигит, крепко буду воевать, крепко бить белая.

— Нет! Останешься здесь! — сказал Дидов. — Я же тебе объяснил. Если я прорвусь и уйду, то белые непременно все бросят тут и погонятся за мной. Ну, может быть, оставят тут какие посты, заставы. А для вас что они, эти заставы? Я тебя начальником кавалерии назначаю. Пока я там буду ходить, ты тут с ребятами вылазь по ночам и тяни сюда кулацких и помещичьих коней.

— Понимай!

— Ну так вот… Таскай сюда пшеницу, муку, баранов прихвати у какого-нибудь вашего мурзака. Можно и к рыбакам на косу смахать, селедок разжиться… Всё! С Пармарем здесь заворачивайте. Он тут командовать будет. Всё!

— Карашо! — согласился Киричаев, вдруг весь оживляясь…

В полночь на двадцать пятое марта, вооружившись фонарями, коптилками, лампами, двинулись партизаны к выходам. Шли без шума, ибо по этому направлению к выходам поверхность крыши была совсем тонкая и гул движения могли услышать сидящие на поверхности белые солдаты.

Казалось, без конца растянулись по черному подземелью таинственные тени людей с маленькими колыхающимися огоньками. По бокам этой огненной вереницы двигались, как призраки, командиры и проводники.

Наконец отряд подошел к выходам. Первой вынырнула из темноты разведка, которой командовал матрос Коськов. Она сообщила, что главная цепь противника, как и раньше, находится на хребте, на курганах установлены пулеметы. Самое слабое место белогвардейского кольца — около Чурбашенской дороги, в сторону небольших Оливенских каменоломен.

Там и решил Дидов ударить.

Один за одним выходили из захода партизаны, пригибаясь к земле, слегка покрытой туманом. Проходили узким карьером, потом сворачивали на ровное поле и тихо брели гуськом к Чурбашенской дороге, где намечался удар.

Когда цепь партизан начала разворачиваться, чтобы пойти на прорыв широким фронтом, белые заметили движение. Взвились ракеты. Раздались нестройные ружейные выстрелы. Справа и слева ударили пулеметы.

Партизаны припали к земле.

Белые быстро сняли солдат со стороны кладбища и отвели их к селу Старый Карантин, ближе к крепости. Там они развернули фронт вдоль шоссейной дороги, вероятно решив, что Дидов заходит им в тыл со стороны деревни. Дидов тем временем повел своих людей через хребет.

Вскоре на возвышенности крепости вспыхнул прожектор. Он распластал по всему хребту широкую полосу света, разыскивая отряд партизан.

Дидов перехитрил белых — он с отрядом спустился вниз по ущелью котлована и незаметно уходил от каменоломен. Не прошло и часа, как отряд прошел деревню Джаржава, лежавшую в трех верстах от Старого Карантина, потом налетел на хутор помещика Петренко, подкормился, запряг подводы, нагрузил их продуктами, захватил бочки с водой и направился быстрым ходом к Багеровским каменоломням.

На этом пути партизаны не встретили никаких препятствий, и только уже когда подошли к Багеровской железнодорожной станции, их обстрелял разъезд белогвардейцев. Отряд без потерь вошел в новое подземелье. Оно было большое, с высокими галереями, доходившими в некоторых местах до пяти-шести саженей в высоту и шириной в три-четыре сажени. У самых выходов скопилось много овечьего навоза — это во время большой жары помещичьи чабаны загоняли сюда, в прохладу, отары овец.

В подземелье было холодно и сыро. Партизаны повзводно расположились на соломе, которую припасли для них ранее пришедшие сюда разведчики.

Приготовили ужин. Выдали каждому бойцу по куску масла, взятого с хутора, овечьей брынзы, хлеба; затем принесли для каждого взвода только что освежеванных молоденьких барашков и выдали на двух человек бутылку вина из захваченного помещичьего обоза.

После мучительной осады и томительного ночного перехода все уснули как убитые.

3

Появление партизан сразу в четырех каменоломнях еще больше встревожило белое командование. Генерал Гагарин и только что присланный начальник крепости полковник Потемкин объявили Керчь и крепость на осадном положении. Населению не позволялось проводить собрания и увеселения, появляться на улицах группами. На Брянском заводе и в мастерских порта рабочим не разрешалось даже в обеденные перерывы собираться вместе более трех человек. За нарушение приказа — расстрел на месте.

Гагарин дал паническую телефонограмму штабу верховного командования в Екатеринодар и копию послал в Симферополь, в штаб командующего войсками Крыма. В телефонограмме говорилось: