Путь к свободе

Генерал Гагарин подошел к старушке и строго спросил:

— Вы ее мать?

Старушка торопливо ответила:

— Я жена маяцкого смотрителя, сестра всех несчастных женщин… Она вдова, у нее отняли мужа и убили… Оставили крошку без отца.

— Кто же его убил? — участливо спросил Месаксуди.

— Немцы и… вот этот генерал, — с ненавистью сказала старушка.

— А-а! — как бы что-то вспоминая, промолвил Гагарин. — Я знаю эту женщину. Ее муж — опасный большевик.

— Боже мой! — загорячилась старушка. — Они честные люди, я их знаю давно, они прожили со мной два года. Ее муж служил на маяке дежурным вахтенным, а она была моей прислугой. Она лишнего слова никогда не говорила… Я врать не буду, я — дворянка, господин Месаксуди.

— Нехорошо так говорить дворянке, — сказал Гагарин и направился к выходу. — Этой старой дуре тоже надо бы шомполов всыпать.

Старуха вспыхнула.

— Господи, что же это на свете делается? Вы слышите, — схватила она за рукав подошедшего благочинного, — слышите, что они говорят старому человеку?..

Женщина тем временем очнулась, медленно поднялась, взяла ребенка, нерешительно перекрестилась.

Благочинный смущенно пробормотал:

— Божье наказание, матушка, божье наказание…

Он дал поцеловать ей крест.

4

Высоко поднявшееся солнце ласково пригревало гору Митридат, красные крыши домов, серые каменные лестницы и загроможденные повозками улицы.

Воздух был густо насыщен запахами моря и влажными испарениями земли.

Но городу разносился многоголосый глухой гул, сквозь который то там, то здесь прорывались горластая ругань, лошадиное ржание, гудки пароходов.

Усталые немецкие солдаты жадно тянулись к солнцу. Одни из них, распахнув шинели, как неприкаянные бродили по улицам, другие беспорядочной толпой располагались на горячих от зноя лестницах и безмолвно смотрели вдаль, в бесконечную синеву моря, с ужасом думая о предстоящем пути, о суровой русской зиме, которая уже поджидала их где-то впереди. Некоторые оставались во дворах, пили вино, играли в карты. Больные выходили на балконы, выползали во двор, к повозкам, на солнце.

В полдень город содрогнулся от оглушительного взрыва. Зазвенели разбитые стекла. Солдаты насторожились.

Группа «гусар смерти», еще утром поднявшаяся на гору Митридат и расположившаяся за домами, на постаменте вокруг археологического музея, была встревожена. Побежали к обрыву. Там, внизу, над крышей одного дома поднимался черный шар дыма, медленно разбухавший в лазурном воздухе.

— Это нашего барона угостили, — громко проговорил полупьяный гусар, без фуражки, с рыжими волосами.

Размахивая кружкой, расплескивая вино, он добавил с восхищением:

— Отрежьте мне руку, если это не так!

— Вздор мелешь! — бросил унтер-офицер.

— Черт возьми, а хорошо было бы! — сказал другой какой-то солдат.

— И я говорю, что хорошо, — снова подхватил рыжеволосый.

Унтер-офицер умолк, угрожающе взглянул на солдата и отошел в сторону.

Гусары вернулись к вину и картам. Казалось, что они были совершенно равнодушны, ибо привыкли ко всякого рода неурядицам, происходившим в армии за последнее время.

Над обрывом остался только один гусар. Он смотрел на здание штаба с необычайным вниманием.

— Рудольф! Да иди же! Там и без нас разберутся! — крикнул ему высокий немец.

Рудольф Бергман, стройный молодой парень, был рурским шахтером. За три года военной службы он получил звание унтер-офицера и железный крест за боевое отличие. У него было добродушное лицо, большие карие глаза, казалось, всегда смеялись. Он был любимцем гусарского эскадрона.

Высокий худой гусар поднес Рудольфу кружку, наполненную вином. Рудольф выпил и угрюмо сказал:

— Сегодня в полку умерло тридцать человек… А завтра?

Солдаты смолкли. Высокий гусар, глядя на Рудольфа, запел неожиданно низким басом:

Пей вино!
Нам все равно!..

Рудольф вздрогнул и, бросив кружку под ноги гусару, крикнул:

— Ты пьян?!

— Да, пьян! Барон фон Гольдштейн расстрелял моего брата… У меня больше нет родных… — Гусар всхлипнул и продолжал сквозь слезы: — Я не хочу жить! Будь он проклят, белый свет!.. Убейте меня! Я прошу вас… убей-те! Офицеры нас морят, а мы молчим! Убивают наших друзей — мы прощаем! Германцы… Германцы… Русские солдаты куда умнее!

Рудольф посмотрел на солдат.

— Друзья! — громко сказал он, обращаясь ко всем гусарам. — Я больше не солдат!.. В Одессе, в Херсоне, в Николаеве наши солдаты бросают оружие и уходят на родину. Их не трогают русские. В Германий революция, а от нас скрывают!

Гусары вскочили со своих мест и окружили Рудольфа.

Зазвенели гусарские сабли, зашумели вольные речи.

— А ну, парень, выкладывай все, что знаешь!

— Ты не врешь?

— Домой, на родину!

— Черт побери, это было бы славно!

Не успел Рудольф ответить, как появился низенький усатый фельдфебель.

— Кто здесь распространяет вздор?

— Рудольф говорит правду!

— Не мешай, рожа!

— Гусары, вы — немцы! — орал фельдфебель. — На вас смотрит весь мир!

Рудольф и фельдфебель оказались друг против друга. В это время к собравшимся гусарам неожиданно подлетел всадник на гнедом коне.