Путь к Цусиме

"Служить настоящими разведочными судами они не могли: жизненные части корабля у них были не защищены, вооружение на них было слабое, цель для неприятеля они давали громадную; их котлы простого пароходного типа не давали возможности в случае надобности быстро развить полный ход; да и состояние как котлов, так и трубопроводов было такое, что форсировать их работу было в высшей степени опасно. Самый полный ход их не превышал 17,5-18 узлов. К тому же верхнее дно у них никуда не годилось: местами дно было залатано брезентом, а поверх брезента было залито тонким слоем цемента. "Водонепроницаемые" переборки местами можно было продавить у них пальцем… При совокупности таких данных посылать эти суда на более чем вероятную встречу с каким бы то ни было неприятельским кораблем было более чем рискованно; и адмирал перед боем отправил их ловить контрабанду, отправил на такие рейсы, где мало было шансов встретить военные суда. Более удовлетворительны во всех отношениях были "Рион" и "Днепр"; им адмирал давал и более рискованные рейсы".

"Уралу", "Кубани" и "Тереку" за несколько дней перед боем было дано поручение — отконвоировать 4 транспорта в Сайгон, а в случае встречи с неприятелем "выкинуться на берег". Встречи не было, и конвоиры благополучно вернулись назад к эскадре".

"За неделю перед боем "Кубань" и "Терек" были посланы в крейсерство вокруг берегов Японии. Перед этим адмирал лично посетил эти суда, приглашал к командиру старшего механика, делал расспросы, давал указания, но открыто не говорил, куда и когда пойдет каждое судно. Приказы на эти суда, собственноручно написанные адмиралом, со всеми необходимыми указаниями были получены командирами заблаговременно, но вскрытие их последовало только в день отплытия (8 мая) через два часа после сигнала — "идти по назначению". Таким образом ни в России, ни на эскадре Рожественского, ни в Японии не было известно, где находятся эти суда. В крейсировании вокруг Японии эти суда должны были оставаться до тех пор, пока по расчету не останется на них угля ровно столько, чтобы дойти до Камрана. Дольше всех крейсировала "Кубань", которая узнала о результатах боя только 25 мая уже на обратном пути в Камран. Переловить эти суда Японцам не удалось, так как о местонахождении их они не могли допытаться даже и от тех из наших, кто попал в плен. Но с другой стороны и самое это крейсерство не принесло нам никаких положительных результатов. На уход этих крейсеров от эскадры Рожественского Японцы не обратили никакого внимания и своих сил из-за этого дробить, разбивать на части не стали. Будь это крейсера какой-либо другой нации, враждебной Японцам, они могли бы выудить и перерубить телеграфный кабель между Японией и Америкой. Помимо переполоха в Японии это нанесло бы тогда ей и значительные материальные потери. Средства для производства этой операции у наших крейсеров были, все приготовления к этому на "Кубани" были сделаны, только не было предписания от начальства; a по своей инициативе командир так и не решился этого сделать"…

По окончании войны те из купленных пароходов, что не пошли на дно Корейского пролива или не попали в руки Японцев, были проданы так же баснословно дешево, как баснословно дорого были куплены; и притом они попали, разумеется, не в русские руки. Между тем одновременно тем же ведомством уплачивались прямо небывалые фрахты за перевозку пленных, которых с успехом можно бы было перевозить на этих же судах и потом продать их. He менее странной была вообще история их продажи. Русский коммерческий флот далек от многочисленности, наш Добровольный флот далек от совершенства. Если купленные пароходы были плохи, — почему их покупали, а коли хороши, то почему их задаром отдали, и почему они попали исключительно в руки главного конкурента нашего же Добровольного флота? Пароходы были в руках морского ведомства, Добровольный флот (съедающий по-прежнему 600-тыс. субсидию) также у него в руках; следовательно, и ответ на эти вопросы может быть получен только из этого источника, но… он молчит. ("Рус. Вед.", 1906, № 297).