Путь к вершинам, или Джулиус

Сначала изнурительное плавание, где она часами страдала от морской болезни и пряталась от него, чтобы он не видел ее такой, потом ужасная сутолока прибытия, заполнение бумаг, слово «беженка», врачебный осмотр, ложь, объяснения с властями… Джулиусу пришлось призвать на помощь всю свою смекалку, только бы им разрешили сойти на берег, а она следовала за ним тенью, вцепившись в его руку, широко раскрыв глаза от страха, полуобезумев от холода и дождя. А он ни разу – ни в самом начале, ни потом, ни сейчас – не проявил к ней и толики нежности.

Он принимал, но не понимал ее чувство к нему. Знал только, что оно его одновременно радует и злит и что ему не хочется ее прогонять.

И все же она была для него обузой, ярмом на шее. В Англию они приплыли, но оказалось, что Лондон со всей его нищетой и убожеством совсем не похож на город ученых, который так красочно описывал Мартин Флетчер, а английский язык – мешанина странных звуков, режущих слух, а Джулиус говорит на нем вовсе не так уж хорошо.

И снова ему пришлось взять все на себя. Эльза знала только французский да еще говор Касбы. Ему даже пришлось купить ей обручальное колечко, иначе владельцы меблированных комнат и разговаривать с ними не хотели, эти англичане вообще презирали их и смотрели на них свысока.

Он понял, что рассчитывать ему придется только на себя и помощи ждать не от кого. Однако не испугался и не опустил руки, потому что по-прежнему верил в себя и свои силы. Он еще возвысится над всеми этими людьми, которые сейчас глумятся и насмехаются над ним; в один прекрасный день он использует их, но презирать не перестанет.

Скудные умишки и мелкие душонки. Он быстро составил мнение о здешних жителях по обрывкам разговоров, доносившихся из-за дверей домов, на улицах, в пабах. Неповоротливые мужчины со скошенными подбородками и глупыми ухмылками… Они работали просто потому что так надо, и не помышляли о том, чтобы пробиться выше, а в часы досуга накачивались пивом да сидели, уставившись в газеты с таблицами скачек.

Женщины тоже бездельничали – выйдут на крыльцо, налягут на перила локтями и давай сплетничать с одними соседками о других, судачить о каком-нибудь пустяке, а потом еще разразятся безобразным визгливым смехом, потешаясь над каким-нибудь ребенком или псом. Он не понимал ни этот их английский юмор, ни отсутствие серьезной цели в жизни. Он сразу возненавидел этих людей. Ничего, он заставит их раскошелиться, а пока пусть сколько угодно насмехаются над ним, жадно пялятся на Эльзу, осуждающе поджимают губы, гордясь своей извращенной моралью.

Джулиус не ожидал такого подозрительного отношения к иностранцам. Работу оказалось найти труднее, чем он думал. Первая зима была исполнена тревог и разочарований. Эльза, все время простуженная, почти безвылазно сидела в мрачной каморке, а он бродил по улицам в поисках работы. Лавочники и торговцы один за другим отказывали юноше с острым носом и непонятным акцентом. «Приезжих не берем – слишком много их развелось, самим работы не хватает». Или: «Ты ведь еврей?» И после минутного колебания: «Нет у меня для тебя работы».

– Времена нынче трудные, – сказал ему один торговец. – Вряд ли что-нибудь найдешь. Да ты еще и иностранец к тому же. Чего ж ты в своей стране не остался?

Джулиус вежливо улыбался и пожимал плечами. Что толку объяснять, что у него нет родины. А еще, хоть он и не обращал внимания на холод – только поднимал повыше воротник да поглубже засовывал руки в карманы, – все же тот его донимал. На обеде удавалось сэкономить, отстояв вместе с бездомными очередь за бесплатной миской супа, но его давали слишком мало, да и Эльза сидела одна в каморке на Клиффорд-стрит, предпочитая голод холоду.

По вечерам он, напрягая зрение, при скудном свете газового рожка просматривал объявления в дешевой газетенке. Требовались клерки, счетоводы, помощники в банк – он бы с легкостью справился с такой работой, но иностранцу было бесполезно даже пытаться ее получить. Приходилось пролистывать дальше и смотреть объявления про подмастерьев, посыльных, жестянщиков, чистильщиков обуви – все, какие попадутся. Сидя в углу паба, он склонялся над грязной, засаленной газетой. Вопли и смех посетителей вызывали у него отвращение, но приходилось терпеть, потому что в прокуренном пабе было хотя бы тепло, а еще после выпивки было легче смотреть на бледное лицо Эльзы и врать ей, что дела идут хорошо.