Путь к власти

С уважением был вопрос задан, да значение его унижало. Не назвал он ее дочерью племени Белого Тигра, значит не будет для нее пути домой, не скрыл он и презрения к племени ее.

— Делайя, — шепотом ответила девушка, да гордости в ней не менее волчьей было, снова голову вскинула, черные глаза смотрели с вызовом, — Делайя, дочь воина Ракеша из племени Белого Тигра!

Устало покачал головой Рхард, произнес резко, уверенно:

— Деяра, жена пятого волка Рхарда!

Встал воин, к выходу направился. Не удержалась Делайя:

— Разве в праве ты имя мое менять, отцом данное?

Остановился Рхард, обернулся, ледяными были глаза его серые:

— Не подходит тебе это имя, Делайя добрая да покладистая должна быть, а в тебе ярости много… Деяра ты!

Горе в доме воина Ракеша. Нет Делайи. Украли красавицу воины из племени чуждого, неизвестного. Пыталась Линнеса спасти девушку, да оттолкнули старуху воины и увезли нареченную вождя Акана. Горе в доме воина Ракеша… Всю ночь искал отец похитителей, соседи, что в поход не ушли с ним были, а не нашли ничего.

Заходила Хориде, слова говорила сочувствующие, сетовала, что не войдет в дом ее молодая жена, не будет, кому помочь ей по хозяйству, а глаза сверкающие, довольные.

Сидела в светлице Линесса, все подробности вспоминала, да роняла слезы скупые:

— Не смогла уберечь кровиночку вашу, не простит меня вождь Акан…

Сочувствовали ей девушки, да замужние соседки, рыдала мать Делайи, черноокая Ольгера, и только Исея слез не проливала. Не могла старуха места себе найти. Чувствовала что не все так просто, словно видела ложь Линнесы, а как доказать всем? Всю ночь не спала Исея, по лесу металась, и кричала, звала, надеялась. Утро пришло багряное, кровавое, поняла старуха, что поздно спасать внучку любимую, единственную.

Смотрела Исея на ту, что якобы жизнью своей Делаю защитить пыталась, да думы у нее одна хуже другой были. И ведь не спросишь прямо, обвинений в лицо не бросишь!

Вышла Исея из светлицы, поднялась под крышу, где хранила травки заветные, не лечебные, а для других целей. Ароматным был чай, с поклоном подала его старуха Линнесе.

И хоть и заприметила Линнеса блеск в глазах подруги детства, а не отказала, запах трав ей был знаком, не усмотрела злого умысла.

Неспешно велась беседа в светлице, где раньше яркой бабочкой Делайя порхала, да прервался разговор кашлем надрывным, хрипом предсмертным.

— Змея! — закричала Линнеса, — отравила ты меня!

Улыбка у Исеи полна злобы, слова ее как удары ножа:

— Говори, Линнеса, коли жить хочешь, все говори! Где Делайя? Где моя девочка?

Хрипела старуха, на пол повалилась, кровь с дыханием вырывалась, смотрела на Исею, с ненавистью, да мольба во взгляде тоже была.

— Не губи, Исея, подруги мы с детства! Вместе у костра танцевали, вместе замуж выходили, я тебя в первую ночь обряжала… не губи!..

Смотрела на нее Исея с ненавистью, а все думала, где кровинка ее и картины одну страшнее другой представляла…

— Говори, Линнеса, времени мало. Не успею дать тебе противоядие, захлебнешься ты в крови собственной.

Закричала старуха, забилась на полу. Смотрят растерянно соседки, плачут девушки, страшась злобы Исеиной… Линнеса глядит с мольбой с надеждой… Не хочет умирать старуха, за жизнь цепляется и хоть и страшен гнев Хориде, а смерть страшнее… И закричала она, начала говорить быстро, торопливо:

— Не губи, Исея, все скажу… Заплатила Хориде двум отверженным… Отвезли Делаю в племя Черного Волка…

Сказала и поняла — не будет ей прощения! Замерли женщины, упала без чувств мать Делайи Ольгера, седая упала, а была темноволосой. Поднялась Исея, руки дрожат, слова бессмысленные на губах, но сдержалась, понятны слова ее стали:

— В рарры… Девочку мою нежную да ласковую, юную… В рарры! В первую летнюю ночь! — задрожали руки сильнее, упала на пол чаша с противоядием, разлилась жизнь Линессы.

Не слышала Исея криков и проклятий Линнесы, ничего не слышала… вспоминала путь к племени Черного Волка. Пусть и рарра, путь опозоренная, путь без чести, но вернется Делайя домой! Все для этого Исея сделает, все свои украшения отдаст, рабов отдаст, себя если потребуют.

Вышла из светлицы Исея, хоть и стара была, а двигалась быстро. Не взяла все украшения, часть в суму сложила. Любил ее муж, одаривал как жену первую, а на костер с собой взойти запретил. Плакала тогда, жить не хотела, в маленькой внучке, в кровиночке жизнь свою нашла. Любила, заботилась. Ольгера, хорошая невестка была, ласковая, почтительная, хоть и не дала сыну Исеи воину Ракешу сыновей, а все же любила ее старуха. Да только Делаю пуще и сына и невестки любила, как родную дочь. И вот пришла беда, нет Делайи! Сорвали ее цветок, да уволокли к зверям лютым. Не ведают жалости воины Волка, и сочувствие у них к слабости равняется.

Вывела лошадь Исея, сильную кобылу взяла из конюшни, выносливую. Сноровисто взнуздала, сумы седельные крепко привязывала. Собраны седые волосы, белые как горный снег, в тонкие линии губы превратились, а сильны руки у Исеи, не даром в былые годы оборону доверяли.