Путь к волхву

Возможность выполнения первого принципа натурального хозяйства успешно доказана на протяжении тысячелетий своего существования.

Да, конечно, и улучшить, и испортить землю можно даже на лошадях... Но если соблюдать севооборот, хорошо обрабатывать пары, удобрять навозом, золой, культивировать почву, то земля будет полностью восстанавливаться и повышать свое плодородие. Разумеется, человек, ведущий натуральное хозяйство, может по каким-то причинам применять и современные пестициды, гербициды и минеральные удобрения, тем более что во многих случаях их разумное применение оправдано. И для этого имеются несколько естественных «тормозов»:

— во-первых, кушать произведенные овощи будет сам хозяин и его семья. И неразумный подход к этому вопросу, как в случае той же товарной фермы, ударит по здоровью его детей в первую очередь;

— во-вторых, на эти препараты и удобрения нужны деньги, и зачастую не столь уж малые для подобного хозяйства;

— в-третьих, морально-этический тормоз — ответственность перед потомками за замаранную и обесчещенную землю.

Теперь о ценности труда. Для капитализма оценка труда — деньги, примерно так же оценивался труд и при социализме. «От каждого — по способностям, каждому — по труду», труд можно измерить деньгами. В предлагаемой альтернативе — натуральном или почти натуральном хозяйстве, труд — сам по себе ценность, а не только средство к существованию. Об этом учит старый Устой, о чем мы будем говорить в других беседах. Об этом писали многие мыслители и писатели, например Андрей Платонов в своем «Чевенгуре»:

«Когда труд из безотчетной бессильной естественности станет одной денежной нуждой, тогда наступит конец света, даже хуже конца: после смерти последнего мастера оживут последние сволочи, чтобы пожирать растения солнца и портить изделия мастеров».

Что же есть труд земледельца, огнищанина, сам по себе? Он отличается красотой, которая видна и в пахоте, и в косьбе, и в жатве, и в огородничестве, в работе гончара и кузнеца и практически в любом труде мастера. Она проявляется, когда хорошо на душе, когда дело спорится в согласии, а не в разладе с природой, с самим собой и друг с другом. Прислушайтесь к тому, как спорится дело — т.е. идет без напряжения, надрыва, легко и естественно. Умеющих так трудиться и звали встарь — спорами. Именно в таких спорах рождается истина... А отнюдь не в скандалах и ругани, не в разладе... О такой красоте писали и говорили B.C. Соловьев и Ф.М. Достоевский. Она может спасти мир.

Но, к сожалению, безразличие к будущему, лень и апатия захлестнули людей. Да это характерно для любого переходного периода — и хаос, и безразличие, и лень. Пир во время чумы. Лишь немногие могут ясно видеть путь перед собой и не сбиваться с дороги в такую эпоху. Большинство же мечется, теряя родовые нити и восклицая в конце концов: «Да чтобы вас всех! Какие долги, обязанности? Прожить бы как-нибудь самому-то...».

А в чем причина? Пусть думают психологи и социологи. На мой взгляд, в том, что «Внуки Дажбожьи», превращенные в «рабов божьих», порушили старые Устои и, не обретя навыков, ведущих к Ладу и Правде, превратились в оккупантов и насильников родной Земли, бомжей и побирушек с моралью: «После нас хоть потоп». Что ж, будет и потоп. Земля-то живая! Об этом говорят уже «открытия» современной науки, а не только бабушкины сказки... Может, к этим сказкам все же внимательней присмотреться и прислушаться? Опять же — к старым сказкам и знаниям, а не к творческим потугам создателей новых рабов.

Угроза уничтожения человеком жизни на Земле есть, и это общая беда. Угроза уничтожения человечества измученной и терзаемой им Землей также реальна — она уже начала отвечать. Спасение этой жизни, как и спасение человечества, — общая задача. Но не в разговорах, а в делах, причем не в собрании подписей и собраниях спасителей, а в конкретном труде каждого из нас. Правда, нужно еще и уметь трудиться...

Принцип независимости от власти денег. Я не говорю об отрицании денег вообще, нетоварное натуральное хозяйство в наше время, как и ранее, не может вовсе быть свободным от рынка и от денег, речь идет о положении конца безграничности этой зависимости, и прежде всего — от власти.