Путь к женщине (сборник)

   Профессор прошел обратно в комнату машинисток и, облокотясь о барьер, стал ожидать вызова. Было душно, жарко, накурено. Клонило ко сну. Стрелки часов над дверями, каза­лось, не двигались. Задевая профессора, мимо него взад-вперед все время носились самые разнообразные люди, все как один с раскрытыми ртами и с таким взъерошенно-озабоченным ви­дом, точно их поезд с вещами ушел, а они остались на станции. Из разных комнат то и дело вырывался крикливый, разноголо­сый, спешный говор; обходя все комнаты, кого-то громко и раз­дельно вызывали по фамилии; за кем-то гнались по коридору, катились по лестнице; в нескольких местах надоедливо звонили телефоны...

   -- Товарищ Серебряков!

   Мешочки и бутылку профессор поспешно положил на пол, возле стены, а сам подобрался и пошел в кабинет ко­миссара.

V

   Комиссар, небольшой, крепкий, неопределенного возраста мужчина, весь наголо выбритый, точно выточенный из кости, в кругленькой тюбетейке из пестрой парчи, сидел за большим письменным столом и писал. Энергия, прямолинейность, опре­деленность так и сквозили в каждом его движении, в каждом взгляде, даже в манере сидеть и писать. Казалось, этот человек не пером пишет по бумаге, а резцом режет по металлу. Недав­но он вернулся из Крыма, из дома отдыха для ответственных советских работников, и теперь кожа его лица, шеи, рук, головы была черна от загара, точно смазана йодом.

   Работал этот костяной крепыш колоссально много, неимо­верно быстро. Пока профессор доставал из глубины своего непромокаемого пальто "Охранную Грамоту", он успел сделать несколько разных дел: прочел, исправил и подписал принесен­ную секретарем бумагу; ответил на телефонную справку из продовольственного склада No 1; отдал по телефону распоря­жение заведующему красноминаевской государственной за­готовительной конторой... Управляясь с текущей работой, он в то же время не переставал писать большой, очень важный док­лад, с массой цифр, выкладок, таблиц.

  -- Ну? -- скорее ласково, чем грубо, обратился он в сто­рону профессора, присутствие которого он чувствовал по тени на столе.

  -- Я к вам насчет академического пайка, -- сказал про­фессор невольно утоньшенным голосом, точно пропускаемым сквозь тесную трубочку. -- Вот "Грамота".

  -- Кому паек? Какая "Грамота"? -- продолжая работать, спокойно, с выдержкой, но круто спрашивал комиссар.

  -- Мне паек. "Охранная Грамота".

  -- Кому "мне"?

  -- Профессору Серебрякову.

  -- Я спрашиваю, какому учреждению?

  -- Лично мне.

  -- Личных пайков мы не выдаем.

   Атмосфера в кабинете комиссара, как и во всем здании, была до крайности нервная, спешная, деловая. Все, что не имело прямого отношения к делу, раздражало, приводило в бешенство. Профессор это чувствовал, тем не менее не утерпел и спросил:

  -- Как же так?

  -- А так, -- наконец в первый раз поднял комиссар лицо на профессора и заговорил более мягко: -- Представьте себе, товарищ, что у меня тут было бы, если бы со всего моего округа каждый человек отдельно для себя приходил ко мне за пайком! Вы меня простите, товарищ, но у меня тут не мелочная лавочка. Кто вас ко мне пропустил?

  -- Ваш секретарь. И вот "Грамота". -- Профессор под­винул по столу "Грамоту".

  -- Да что "Грамота"! -- с сожалеющей миной произнес комиссар, беглым взглядом скользнув по документу.

  -- Что же мне делать?

  -- А этого я не могу вам сказать.

  -- Все-таки вам виднее. Может быть, вы мне что-нибудь посоветуете?

   Комиссар резким движением руки схватил "Грамоту" и на этот раз пробежал ее всю.

  -- Ага, -- сказал он. -- Здесь сказано: "в размере сана­торного". Тогда сходите в куруп, это курортное управление. Или в собес, это социальное обеспечение. Может быть, это там. Я знаю, что там персональные пайки выдают.

  -- Вот благодарю вас! -- сказал профессор, раскланялся, спрятал "Грамоту" и направился к выходу. -- Хорошо, что сказали!

  -- Бутылочку, мешочки! -- вернул его секретарь. -- Это ваше?

   Профессор забрал свои вещи и вышел на улицу. Тут только он почувствовал, какие еще впереди ожидают его труд­ности! Куда идти? В куруп или в собес? Что ближе?

   Пока он разыскал курортное управление, было уже без де­сяти минут четыре, и все управление сидело и напряженно ожи­дало, когда пройдут эти десять минут, чтобы сразу, ни на секунду не позже, разлететься по домам. И на вопросы профессора все молча, как немые, указывали ему рукой на стрелку часов. Про­фессор понял и на другой день явился туда уже с утра. И опять в одной руке у него была пачка пестрых мешочков, в другой болталась на петельке зеленая бутылка для постного масла.

   -- Мы ведаем всеми курортными помещениями по реке Красной Минаевке, короче сказать, бывшими дачами местных купцов, -- предупредительно и сладко сказал ему делопроизво­дитель управления, седенький старичок с белыми усами, пожел­телыми вокруг рта от табаку, очень чистенько, по-старинному одетый, в сюртуке, с глаженой манишкой, манжетами, с лицом и душой многоопытного канцеляриста. -- У вас командировочка есть? -- ласково сказал он и сухонькой ручкой сделал в возду­хе царапающее движение, торопящее профессора достать из кармана документик.