Путь к золотым дарам

   — Выдержит ли земное солнечное пламя — и я не знаю. Только можно к нему ещё и небесное добавить. Солнце-то как раз за вами.

Ардагаст взглянул на небо, сплошь покрытое серыми облаками, сквозь которые едва просвечивало утреннее солнце.

— Тучи разгонять-то не разучились? Это и деревенский волхв умеет, — усмехнулся старичок. — Ну, а мне пора. Не люблю я на битвы смотреть, разве что сверху.

Из головы у старичка вдруг выросла пара сияющих, сотканных из одного света рогов. В следующий миг они погасли, а сам старичок пропал, словно вовсе не был. «Велес!» — зашептались поражённые дружинники.

За рекой уже шумели, хохотали, выкрикивали насмешки и оскорбления. Тому, что облачная пелена вдруг разошлась и ярко засияло солнце, никто, даже друиды, не придал значения. Но вот заревели боевые рога, и на поляну, блестя доспехами, выехала конница росов. Цернориг пренебрежительно усмехнулся в накрашенные усы. Трусливые глупцы! Похоже, не знают, что голова Балора — на колеснице, и потому искали, где же прячется страшный великан, не нашли и наконец осмелели. Пусть подойдут ближе: сила испепеляющего взгляда чем дальше, тем слабее. Вот они на ходу строятся в клин...

Черной колесницей правил сам Гвидо. Молодые глаза царевича ясно видели на острие клина трёх всадников. Вот великан-индиец, вот Хор-алдар с соломенными волосами, а посредине — златоволосый царь росов. Меч его покоится в золотых ножнах, нет в руках и копья. Лишь золотая Чаша — сгусток солнечного пламени. Ему, Гвидо, предстоит одолеть его маленькое солнце невиданным оружием — живым и мёртвым сразу. Да, этот обрубок исполинского трупа за его спиной — лишь огненный меч в его руке. Но откуда это чувство, будто он сам превращается в Балора или другое порождение Тьмы, злое и уродливое? А может быть, Ардагаст сейчас одумается и запросит мира? Царство, владеющее оружием Солнца и оружием Тьмы, будет непобедимо.

Но раздалась короткая, безжалостная команда Цернорига. Гвидо весь напрягся, сжав вожжи. Сейчас за его спиной дюжие друиды, отдёрнув завесу, поднимают вилами веко чудовища...

В тот же миг росский клин, словно дерево от удара молнии, раскололся надвое. Вишвамитра и Хор-алдар отвели каждый свою половину клина к окраинам поляны. Посредине остался, спрыгнув с коня, лишь царь росов. Из его вытянутой руки, сжимавшей Чашу, ударил, будто золотое копьё, пламенный луч. И бил он прямо в открывшийся губительный глаз.

На половине дороги луч вдруг остановился, наткнувшись на незримую преграду. Ардагаст всеми чувствами ощутил, как катится на него волна жара и другая волна — лютой, неизбывной злобы ко всем людям, ко всему живому, к утреннему солнцу и его подобию в руке маленького двуногого. Мертвеца не отпускали в могилу, и он готов был уничтожить всё живое и светлое, всё, не похожее на него.

Эта незраимая волна была страшнее стены пекельного пламени. От жары трудно было дышать. Доспехи раскалялись. Зореславич сбросил шлем, но панцирь снять было нельзя. Ещё хуже жары была накатывавшаяся слабость. Он знал: защитники Звенигорода, на которых пал взгляд Балора, не сгорели, но ослабели настолько, что горстка кельтов перебила их всех. Если бы кто-то напал сейчас на Ардагаста с обычным оружием, царь не смог бы отбить мечом и двух ударов.

Но никто не смел вмешаться в такой поединок, даже послать стрелу. Потому что чести такой удар никому не мог принести. Церноригу оставалось лишь жалеть, что он не римлянин и командует не легионерами, приученными выполнять любые приказы.

Оба войска замерли друг против друга безмолвно, будто при самом священном обряде. На их глазах словно само Солнце сражалось против Тьмы. А разве можно вмешаться в битву богов, когда они сами о том не просят?

Но пока воины бездействовали, сражались маги. Морвран понимал, что лучи утреннего солнца, бьющие прямо в глаз Балора, ослабляют его губительную силу. Потому он приказал друидам нагнать на солнце тучи. Сам же вместе с Бесомиром и другими наиболее опытными чародеями принялся насылать на Ардагаста самые опасные и изощрённые чары. В Чаше сила богов, но держит её всего лишь человек. Не выдержит сердце, подломятся ноги, опустится рука, и тогда...

Но чары натыкались на крепкую невидимую преграду, которую держали Вышата с Миланой, а затем и Мирослава со Святомыслом, ставшие ближе к Ардагасту, чтобы усилить цепочку. А дреговицкие волхвы усердно работали жезлами с пожирающей лягушку змеёй, отгоняя тучи назад.