Пайщиков было, кстати, человек семь-восемь. Это тоже закон - трудно определить точно, сколько мальчишек собирается в одном месте, потому что они всё время передвигаются и путаются. Сдержанно позванивала в руках рослого темноволосого с рыжиной мальчишки лет 13-14 общая касса. Новенькие медные фартинги и полупенни. Кажется, пока был только один выпуск - Империи возвращались к национальным валютам от общих военных бонов, карточек и талонов... Пайщики были одеты в основном в перешитую и разукрашенную по их вкусу армейку, почти все - в зелёных галстуках скаутов, у троих на поясах - пистолеты, у остальных - многофункциональные ножи, у всех - школьные сумки, сделанные под офицерские рабочие. И обувь. Одни футбольные бутсы на всю компанию - они лежали в прозрачном пакете у мальчишки, который первым после сложных расчётов получил право на мороженое (как понял с интересом слушавший Корнеев - "пять раз лизнуть вот тут и откусить вот столько стаканчика, понял?!") и выбрался из терзавшей автомат плотной сопящей кучки. Там победно позванивало и щёлкало. Автомат обречённо гудел.
Счастливец, ответственно примерившись взглядом, честно лизнул (с дикой, почти кошачьей быстротой - ровно пять раз) и откусил, после чего обнаружил, что на него смотрят. И, облизывая уже губы и нос от мороженого (чтобы точно ничего не пропало), принялся бесцеремонно разглядывать Корнеева тоже. Статский советник смотрел в ответ - смотрел пристально, но бессознательно, так же неосознанно улыбаясь. В конце концов глаза мальчика чуть сощурились, губы разъехались в улыбке и он дружелюбно показал Корнееву язык. А потом помахал рукой и отскочил к товарищам, передал кому-то в нетерпеливо протянутую руку стаканчик... Но перед тем, как они всей стайкой (купили три порции, первая - сливочное, а ещё какого - не поймёшь) выскочили из кафе, на ходу деля мороженое - опять обернулся и снова помахал.
Ему лет десять. Наверное, жалеет, что война не продлилась ещё года три-четыре. Чтобы он мог пойти добровольцем.
Хвала небесам, война не продлилась эти три или четыре года. Беги, паренёк. Ешь мороженое, играй в войну, всегда побеждая врагов - и расти. А аппарат будет зажигать для тебя всё новые и новые лампочки - чудо каждый день. Только не забывай, только не смей забыть и не дай забыть, чем оплачено это зелёное мирное свечение...
...Как же это пел Борис? Он был священник - настоящий православный священник и ещё - пулемётчик того партизанского отряда, в который его, Радку Корнеева, ещё совсем юного врача, только-только после Лицея, сбросили на ту планету... В отряде было мало
Странная была песня. Странная, загадочная, немного смешная и суровая. Ещё там были строчки... вот эти: "Но пока мы бьемся, на планету не опустится тьма!"
Корнеев потом часто повторял их. Очень часто, когда не хватало сил и накатывало чёрное глухое отчаянье, смешанное с тупым ощущением своей беспомощности.
ЗЛО ПРИХОДИТ К ДЕТЯМ. МЫ УБЬЁМ ЕГО. ДА БУДЕТ ВОЙНА!
И только так.
Ему вдруг захотелось связаться с дочерью и с обоими сыновьями. Желание было сильным и почти испуганным. Да нет. Война кончилась. И они живы. И будут жить.
Зло убито. Да. ТО - убито. Их оно не коснётся. Никого не коснётся уже.
Но...
...Когда война приняла тяжёлый оборот, то где-то в Канаде вылезла на поверхность секта - человек... существ тридать - которая принялась вещать о том, что происходящее - кара Человечеству за его попытки достичь звёзд. Что было с сектой - он не помнил, но зато помнил другое: как нет-нет, да и думал - может, это и правда так? Может, и правда кто-то очень могущественный и непонятный не хочет, чтобы люди прорвались к звёздам? Может, все эти ужасающие бойни и колоссальные жертвы - наказание тем, кто не внял предупреждениям?
Он честно, как привык, оценивал эти мысли. И всякий раз понимал: нет. Случись ему пройти путь сначала - он бы пошёл тем же путём. Не боясь призраков и реальных бед. А звёзды... звёзды просто никому не даются даром. Трус откажется. Смелый дойдёт.
И они - дошли.
И всё-таки как тяжёл был этот путь...