Путь к звёздам

   Прошло полгода. Мы дали много концертов. Самые разные песни пели. Какие приказывали, где приказывали. Мне всегда нравилось петь, иначе как бы я в хор попал... но это было давно - а проигрывателю не может что-то нравиться или не нравиться, он просто воспроизводит записи. Мы - проигрыватель хорошего качества, правда...

   ...Я тогда держался почти сутки. Ну я же... я не сразу сдался! В какие-то моменты приходила надежда - сперва на чудо, на освобождение, на наших, которые сейчас, вот сейчас... Потом уже - на то, что я умру, вот сейчас я умру, ведь умерли же Алинка, и Колька, и Антис - на моих глазах умерли! Так часто делали - кого-то пытали, а другие стояли и смотрели. Закрыть глаза и отвернуться было нельзя, потому что так сделали - чтобы мы смотрели и не вертелись.

   Данила и Пьетро сдались именно от этого. Не когда мучили их, а когда заставляли смотреть. А я - нет. Я...

   ...Поймите, было очень больно. Я даже не помню, когда я закричал, что согласен. Помню только глаза Лёшки - в них были отвращение и холод.

   Меня сняли со стенда и увели. А Лёшку я больше не видел. И хорошо. Значит, он умер.

   Мы дружили семь лет.

   Мне было очень больно. Я не знал, что бывает такая боль, при которой в конце концов забываешь себя, становишься - не ты, а крик: "Согласен, пустите!" - мне потом показали запись. Там был не я, там было какое-то визжащее существо, испачканное... ну... всем разным таким испачканное... но всё равно я - знал, что это - я. Я крикнул, и это как заклинание на чары. Уже не вернуться, не расколдоваться.

   Остаётся летать и повторять тексты. Красиво повторять и не помнить, что когда-то у всех песен была душа. (Даже у сторкадских, я знал несколько этих песен и раньше.) Вообще ничего про себя прежнего не помнить. Иначе стыд выворачивает наизнанку.

   Нет, не стыд. Этому чувству нет названия. Не надо ни помнить, ни видеть снов. В снах я или прежний - и тогда ужасно просыпаться - или наоборот, я всё помню... и вижу павшего отца. Погибших старших братьев. И самое ужасное - маму, стоящую ко мне спиной. И тогда я кричу, и не могу проснуться от своего крика, а отец и братья смотрят на меня, а мама - не смотрит.

   Она рожала не раба. Они защищали не раба.

   А я раб.

   Вы, наверное, думаете, что рабы - это там разные кандалы, ошейники, постоянные побои, спят на соломе... и постоянно везде следом ходит такой детина с кнутом и чуть что - бьёт, выкатывая глаза и вопя ругательства? И сами они всё время думают, как восстать?